Да… Это так. Накануне он имел неосторожность смутить ее в первый раз поцелуем в губы. Конечно, этот поцелуй показался ей греховным и она сейчас же побежала к исповеднику. Морис припомнил лицо аббата Гюгэ, которого видел два раза за этим самым столом. Жюли с удовольствием говорила о нем. Какое ему дело теперь до их любви, по какому праву вмешивается в их отношения этот посторонний человек? Одну минуту он его ненавидел той стремительной ненавистью нервных людей, которая иногда доводит их до преступления. Затем он успокоился:
«Аббат у себя в монастыре, а я около нее. Посмотрим, чья возьмет»…
Обед кончился. Перешли, как всегда, в моховую гостиную. Со времени осложнения болезни Антуана Сюржера, Жюли не выезжала по вечерам ни в гости, ни в театр; Эскье принимал только самые необходимые приглашения. Морис по выздоровлении охотно проводил эти вечера в семье, тем более, что всегда оканчивал их вдвоем с Жюли; Эскье рано уходил к себе, а Сюржер засыпал или притворялся спящим лежа, неподвижно с закрытыми глазами в своем кресле, в то время как Хело крепко спала около него.
По просьбе Эскье, Клара села за фортепиано и Морис иронически попросил сыграть La Prière d’une Vierge, когда дверь маленькой гостиной отворилась.
Слуга доложил:
- Г-н барон де Рие.
Вошел барон де Рие, молодой депутат: высокий, худой, белокурый молодой человек, очень серьезный, очень занятый собою, имевший вид элегантного профессора. Его приход всеми был принят с удовольствием. Он был во фраке. Подойдя к г-же Сюржер, он поцеловал у нее руку, церемонно раскланялся перед Кларой, пожал обе руки Эскье и холодные пальцы, протянутые ему Сюржером.
- Я пришел вас похитить, - сказал он Морису.
- О, вы меня удивляете! - произнес молодой человек с натянутой улыбкой.
- Уведите его, Рие, - сказал Эскье, - Он невыносим сегодня. Он ворчит и не перестает говорить нам одни неприятности… Уведите его или еще лучше - отошлите его и останьтесь с нами.
- Куда же вы собираетесь сегодня вечером? - спросила г-жа Сюржер.
- Я отправляюсь слушать доклад принца Корнуайля о соединении рабочих наших обоих католических кружков.
- Как, вы идете туда? - презрительно произнес Морис.
- Да, я иду туда. Это уже пробовали делать в церквях и с большим успехом.
- Это бессмысленно, - сказал Сюржер.
Это была первая произнесенная им фраза; болезнь придавала его голосу свистящий акцент, что еще более увеличивало резкость слов. Разговор прекратился, воцарилось глубокое молчание.
- Это бессмысленно, - повторил он. - Со всеми вашими вооружениями рабочего класса вы только облегчаете мобилизацию социалистической партии, вот и все. Вы прекрасно достигнете вашей цели: кризис наступит на пятьдесят лет раньше.
- Мы надеемся на это, - сказал барон Рие.
- Ах! В таком случае!…
- Конечно, мы надеемся. Неужели вы думаете, что мы хотим помешать неизбежному и в сущности вполне законному кризису?.
- Нет, - сказал Морис, - вы хотите только «участвовать в нем», вот и все.
- Мы хотим, - продолжал барон, - чтоб этот кризис был эволюцией, но не революцией. Я тут не вижу никакого личного эгоизма. Мы думаем, что видим истину лучше чем те, кем мы управляем; мы стараемся показать ее им, а главное принести им некоторую материальную пользу.
Разговор продолжался на эту тему; вспоминали прошедшее, исторические факты. Сюржер принимал в нем участие, вставляя свои умные, короткие, иронические фразы, разбившие закругленные и несколько проповеднические фразы барона. Морис увлекался, изменял свои мнения, поддерживал чужие, изменял им и в конце концов забывал разговор, устремляя взгляд на г-жу Сюржер. Наконец, барон из вежливости обратился к Кларе, слушавшей молча:
- А вы, м-ль, какое ваше мнение на этот счет? Как надо относиться к бедным?
Морис засмеялся; Клара, не смущаясь ответила:
- Мне кажется, что надо делать как папа…
- А что делает «папа», м-ль?
- Он любит их, монсеньор.
«Папа», недовольный тем, что его впутали в это дело, - объявил, что «эта маленькая не знает, что говорит». Но все согласились с ее мнением. Всем была известна широкая благотворительность Эскъе.
Г-жа Сюржер подтвердила общее мнение.
- О, наш дорогой компаньон, - это святой.
Эскье пожал плечами. Склонившись над Жюли, он сказал ей:
- Если я святой, то что же вы в таком случае, мой дорогой друг? Я стараюсь быть справедливым… Это вы святая.