Она мне показала, действительно, что большой кусок подола ее платья был оборван. Это было в улице Клиши и очень близко от Новой улицы.
Она посмотрела на меня, произнося эти последние слова, подчеркивая их, как будто они должны были пробудить во мне какую-то ассоциацию идей. Она увидела, что я не смутился. Удивление выразилось на ее напряженном лице, и она продолжала:
- Это название вам ничего не говорит? Я думала, что Жак, который вам все рассказывает, рассказал вам и это… Словом, - и голос ее еще упал, - там была наша квартирка для свиданий. Когда он стал моим любовником, мне так хотелось принадлежать ему у него, между тех вещей, среди которых он живет, чтобы каждую минуту, каждую секунду эти немые свидетели нашего счастья напоминали ему обо мне!… Он не захотел. Теперь я понимаю почему, и что он уже и тогда думал о разрыве. Тогда я верила всему, что он мне говорил, как делала все то, о чем он просил. Он уверил меня, что маленькая квартирка в Новой улице, куда он меня привел, была устроена для меня одной, что он перенес в нее старую мебель той квартиры, в которой написал свои первые книги, той, где он жил до переезда в улицу Делаборд. Как я была глупа! Как я была глупа! Но какая это низость лгать девушке, не имеющей ничего, кроме сердца, и отдающей его вам всецело, отдающейся вам всем своим существом!
Ах, как легко обманывать того, кто так отдается!…
- Но уверены ли вы, что он вас обманывал? - спросил я.
- Уверена ли я в этом?… И вы туда же? - отвечала она тоном страстной иронии. - Впрочем, сомневаюсь, чтобы вы стали защищать его, когда узнаете все… Итак, я со своим разорванным платьем была, как уже говорила вам, близ Новой улицы… Надо прибавить, что в силу все той же своей глупости, я принесла туда разные свои мелочи. У меня были там даже иголки и шелк. Моя мечта была сделать эту квартирку дорогим приютом для нас обоих, в котором Жак трудился бы над какой-нибудь любовной драмой, написанной около меня, для меня, в то время, как я занималась бы тут же, как его жена!… Мне пришла мысль пойти зашить свой разорванный волан в маленькой квартирке. Я хочу, чтобы вы поверили мне, если я поклянусь вам, что при этом у меня не было ни малейшей мысли о шпионстве…
- Я уверен в этом, - отвечал и, чтобы избавить ее от передачи подробностей признания, от которого, видимо, она физически страдала, я спросил: - И вы нашли квартиру в беспорядке, как вы говорили?
- Это было ужасно, - отвечала она и должна была замолчать на минуту, чтобы собраться с силами. - Уже потому, как было выбрано это помещение, я должна была бы давно знать, что Жак пользовался им для других. Это большой двойной дом, и квартира находится в корпусе, выходящем на улицу; швейцарская достаточно далеко от лестницы, чтобы можно было подняться так, что вас не увидят. Зачем такие предосторожности, если бы дело касалось меня одной. Разве я не свободна? Разве мне надо бояться того, что кто-нибудь увидит меня входящей, лишь бы только это не была моя мать. И потом взгляды этого швейцара, его необъяснимое выражение насмешливой вежливости, его подобострастие по отношению к Жаку, все бы указывало всякой другой на то, что эта квартира существует уже давно. Я так ясно сознаю это теперь, когда передаю это вам! И я не могу понять, как я могла так обманываться… Но я отвлекаюсь. Мои мысли бегут… бегут… Я остановилась на том, как я пришла в Новую улицу с моим разорванным платьем. У меня не было ключа. Жак никогда не хотел дать мне его, несмотря на мои просьбы.
Неправда ли новая улика? Но я знала, что в швейцарской остается ключ, чтобы швейцар или его жена могли убирать квартиру. Задвижка позволяла запереть квартиру изнутри так, чтобы никто не мог войти, и по большей части Жак не брал этого второго ключа, находившегося в одном из ящиков стола швейцарской, а я, как вы себе можете представить, входила туда как можно реже. Я предпочитала, когда приходила после Жака, идти прямо наверх и звонить. Без этих подробностей вам не будет ясно то, что со мной случилось, а, между тем, это так просто… На этот раз я захожу в швейцарскую взять ключ. Там никого нет. Муж и жена были, вероятно, заняты, она в доме, он куда-нибудь послан, и последний вошедший не запер за собой двери. Я увидела наш ключ на обычном месте, взяла его без малейшей совестливости, с чувством удовольствия, что удалось избегнуть встречи со швейцаром. Повторяю вам, клянусь вам, я совершенно не подозревала, на что я иду, слышите, совершенно! Я вхожу в квартиру - с какой грустью, вы можете себе представить! Более двух недель мы уже не виделись здесь, Жак и я. Окна были заперты. Маленькая гостиная с вышитой и в порядке расставленной мебелью была все та же; все той же была и спальня, обитая красной материей. Я убедилась, ища в одном из ящиков комода, куда я ставила свою рабочую корзинку с мелочами, что ее там больше не было; это меня несколько удивило. Но была еще уборная и еще комнатка позади, очень маленькая, служившая нам иногда столовой. Я подумала, что швейцар, производя генеральную чистку квартиры, перенес вещи в эту последнюю комнату и забыл поставить их опять на место. Я пошла туда и действительно увидела корзинку на одной из полок буфета из красного дерева с небольшим количеством посуды, служившей нам для наших обедов вдвоем. И вот я уселась в этом уголке и принялась зашивать свою юбку. Для удобства я ее сняла. Вдруг мне послышалось, что отворяются двери. Я, правда, вынула ключ, но не заперла задвижки. Первая моя мысль была, что этот неожиданный посетитель Жак. Не говорил ли он мне, и я поверила ему, как всегда, что он приходит иногда работать в нашу квартирку ради воспоминания обо мне и для того, чтобы пользоваться большим уединением? Я не успела отдаться сладости того волнения, которое пробудила в моем сердце эта мысль. Я услышала сразу два голоса, его и другой.