- Конечно, нисколько, - отвечал он, улыбаясь своей противной улыбкой, - или я ничего не понимаю в человеческом сердце, а это, однако, моя способность, или же она меня никогда так сильно не любила, потому что я еще никогда не заставлял ее так сильно страдать!
- А если она мне не расскажет всей истории, которую ты мне передал, как же я приступлю к разговору?
- Она тебе ее расскажет. Наконец, начни первый. Признайся ей, что я рассказал тебе ее в порыве волнения и раскаяния. Тут не будет лжи: когда вчера в карете я смотрел на Камиллу, сидевшую в своем углу с глазами, уставившимися в одну точку, с экзальтированным выражением лица, я готов был отдать все, чтобы любить ее в эту минуту так, как она меня любила. А вот объясни-ка - я только и думал о той, другой. Я был сегодня у нее. Какая женщина, друг мой, и как опасность, словно удар бича, возбуждает ее!… Я застал ее с мужем после завтрака, и он оставил нас одних после четверти часа дружеской беседы, а это доказывает, что его подозрения несколько улеглись все-таки. Он не умеет скрывать, этот господин; в последние дни он едва протягивал мне руку. Впрочем, мы не злоупотребляли его любезностью и хорошо сделали, потому что я встретил его возвращавшимся домой, когда ушел двадцать минут спустя, чтобы проверить, как долго длился мой визит. Ровно столько, Боже мой, чтобы Анна могла сообщить мне два-три самых необходимых сведения. Ты восхищаешься мужеством Камиллы? Что же ты скажешь о присутствии духа этой великосветской женщины, которая во всяком случае рисковала чем-нибудь, своей жизнью, быть может, своей честью наверное, своим положением по меньшей мере, что составляет основы ее существования.
Знаешь, куда она отправилась, когда могла выбраться? К меховщику, просто-напросто, где купила барашковый жакет, насколько возможно одинаковый с тем. Ей нечем было за него заплатить, а она не хотела называть себя. Тогда ей пришла мысль отправиться к своему ювелиру. Там она заняла денег под предлогом, что забыла кошелек, и это дало ей возможность вернуться к меховщику, заплатить наличными деньгами за жакет, вернуться к своему экипажу, из которого она вышла у одной из своих подруг и которому приказала приехать к одному из входов магазинов Лувра - классическая уловка - и вернуться домой одетой так же, как она уехала. Вот это настоящие подробности, от которых так и несет реализмом. Поверишь ли, эти поездки к меховщику и к ювелиру взволновали меня до глубины души. Какой она должна была переживать страх, отваживаясь на них. Теперь ей только оставалось соврать своей горничной, чтобы объяснить разницу жакетов. Ошибкой надела после какого-нибудь визита или примерки… Это неважно… Но каждая новая маленькая ложь создает новую веху на случай, если муж начнет свое расследование… Этот человек не станет расспрашивать прислугу… Это спасло нас на первый раз. Он послал следить за мной, а не за своей женой, которую я, однако, имел неосторожность проводить в квартиру… Моя удача начинает пугать меня, - прибавил он серьезно, затем помолчав: - Вчерашнее открытие, однако, не уничтожило ревности Бонниве, повторяю тебе, - сказал он, - потому что он вернулся во время моего визита, и если Камилла не сдержит своего обещания, то эта ревность способна снова пробудиться…
- Но при этом подозрении и так как ему известен точный адрес твоей тайной квартиры, - сказал я, - вам не легко будет устраивать свидания!
- Вот поэтому-то г-жа Бонниве теперь и не пропустит ни одного из них. Это любопытная и скучающая женщина, и ее банальное приключение со мной, наконец-то вызвало в ней дрожь волнения, - прибавил он, смеясь. - Ха! Ха! Она до некоторой степени принадлежит к школе божественного маркиза. Но ты в этих вещах ничего не понимаешь, Daisy, это все равно, как если бы я стал говорить с тобой по-тарабарски. Не будем распространяться. Что касается до адреса квартирки, Бонниве его знает. Но это все равно, как будто он и не знал его. Видев меня, восходившим с Камиллой, он никогда не подумает, чтобы я был способен привести ту, другую в Новую улицу…
- Так ты продолжаешь бравировать?
- Нет. Я испугался вчера, услышав стук в двери и звонки… И, повторяю тебе, меня путает иногда моя удача. Это так же глупо, как верить в дурной глаз, но это чувство сильнее меня…
- Нет сомнения, - отвечал я, - что ты встретил Камиллу, единственную женщину в Париже, способную на подобный поступок. Если бы у тебя было немножко сердца, ты всю жизнь посвятил бы на то, чтобы заставить простить тебе твою низость.
- Daisy, Daisy, - прервал он, - вы, значит, никогда не поймете, что она любит меня так только потому, что чувствует, что я ее не люблю… К тому же, - прибавил он, пожав плечами, - тут бесспорно вопрос физический: та возбуждает во мне желание, а Камилла - нет. Такое объяснение любви не блестяще, и если бы кто-либо из господ, вдающихся в тонкий анализ квинтэссенции чувств, вроде твоего приятеля Дорсэнна, дал его в одном из своих произведений, то потерял бы всех своих поклонниц, все двадцать пять тысяч юбок, и утверждаю, что это объяснение правильно.