Так она с неподражаемой прелестью прочла неизданное стихотворение Рене Винси:
А затем неизданный же сонет Клода Ларше, который я для нее списал. Бедный Клод! Мог ли он когда-нибудь предположить, что этот вздох, вылетевший из его больной души, послужит выражением отчаянию, вызванному одним из тех собратьев, ради которых он был решительно предан забвению? И как прекрасна была Камилла, когда она произносила эту элегию, в которой для меня таилось столько трогательных воспоминаний о страданиях моего умершего друга, этих тайных страданиях, которых я был единственным и настоящим поверенным:
Она прочла еще несколько других стихотворений. Потом вдруг с шаловливостью, которая на секунду успокоила меня, она принялась за «имитации», всегда противные, как вульгарность. Божественная Юлия Барте, страдающая и тонко чувствующая «Антигона», гибкая и захватывающая душу Режан в «Жермини Ласерте», трогательная Жанна Гадинг в «Сафо», своенравная Марта Брандес, - все по-очереди служили ей предлогом выказать мимику, доказывавшую глубокое, почти научное изучение игры этих замечательных артисток и ту способность к передразниванию, о которой говорил Молан. Но когда она объявила, что изобразит Сару Бернар в «Федре», я почувствовал, как дрожь пробежала по моему телу. Она начала:
… Боже, что сделала сегодня я! Супруг мой явится и вместе с ним мой сын.
Вдруг я вспомнил «Адриенну Лекуврер» и ту сцену, в которой актриса, видя, как Мориц Саксонский, которого она любит, кокетничает с герцогиней Бульонской во время салонного представления, читает те же стихи Расина и кончает оскорблением своей соперницы, обращаясь к ней во всеуслышание с проклятием королевы-кровосмесительницы, созданной поэтом… Не решилась ли Камилла, актриса, как и Адриенна, влюбленная, как она, обманутая, как она, и находящаяся в условиях, странное сходство которых вдруг поразило меня, на заранее обдуманный план одинакового отмщения? Или, быть может, чрезмерное страдание внушило ей тут, на месте, это средство оскорбить своего недостойного любовника и его любовницу, благодаря воспоминаниям ее профессии? Ясно читал я теперь на ее лице ужасное намерение и слышал, как, глядя на Жака, она произносила великолепный возглас: