Точно так же, как она сумела выразить в улыбке величайшее презрение сейчас, поздравляя Камиллу Фавье и ответит на оскорбление, заключавшееся в ужасном намеке, оскорблением, заключавшемся в полнейшем равнодушии, она сумела теперь вложить в свою улыбку столько нежности и задушевности, чтобы уничтожить подозрения, которые, она догадалась, зародились у ее мужа. Этой нежной и милой улыбкой она как бы доказывала ему неоспоримую чистоту ее совести. Этому человеку и в эту самую секунду надо было чувствовать ее присутствие, она это поняла, поняла это физическое ощущение ее голоса, ее взгляда, ее дыхания, так же как и очевидность ее спокойствия, должно успокоить ревнивца. И вот, сияющая ясным спокойствием в своем роскошном белом туалете, со светлыми глазами, полными веселья, с полуулыбкой прелестного рта, обмахивая свое изящное личико легким движением веера, слегка приподнимавшим ее золотистые волосы над беззаботным челом, она шла к нему, гипнотизируя его взглядом. Я мог видеть, как при этом приближении лицо несчастного прояснялось, в то время как Брессоре, который знает меня еще со времени Клода, взял меня под руку, шепча мне:
- Шикарная женщина, что? Не правда ли, шикарная?… Послушайте, Ла-Кроа, вы, который считаетесь приятелем Фавье, надеюсь, вы дадите ей понять, что ее сегодняшнее поведение - настоящее свинство по отношению меня и всех нас?… Вот дом, где нас принимают, как людей из общества, и потому, что она ревнует к хозяйке Молана, она ведет себя, как последняя из дур, и преподносит ей штуку Адриенны Лекуврер! Да, да!… Я видел, как она начала, и меня даже в пот бросило… Правда, это не произвело впечатления, но могло произвести. И тогда, посудите сами, каково было бы мое положение?.-. К тому же, если публика не поняла в этом ничего, муж и жена отлично поняли… Повторяю вам, отныне этот дом закрыт для нас. Теперь они сыты по горло домашними представлениями… Откровенно говоря, поставьте себя на их место… Нет, так не поступают, не поступают… Я не более буржуазен, чем другие, и у меня тоже были слабые струнки, но я всегда вел себя, как джентльмен, а не как комедиант…
Комичная жалоба старого актера, дрожащего за свое приглашение в светский салон, вносила в это приключение долю шутовства. Я и теперь еще смеюсь, вспоминая об этом. Я успокоил, как мог, этого прекрасного человека, убеждая его, что он ошибается, нс надеясь, впрочем, обмануть человека, обладающего такой проницательностью.
Как бы хорошо было написать его с его голубыми глазами, подвижными и проницательными, на его бритом лице с неизменной гримасой. Он пользовался таким успехом у женщин и подчас таким поразительным, что его способность определять настоящую изнанку жизни равняется способности великого дипломата. Его многочисленные любовницы сообщили ему так много сведений насчет всего парижского высшего света и полусвета, что теперь его ничем и никто не обманет. Он недоверчиво покачал головой на мои уверения и отвечал мне с фамильярностью, присущей его профессии, несмотря на те правила держать себя, которые он только что высказывал с некоторой торжественностью: