Какой же холодок, удивился художник. Пекло. Наверное, юмор…
Он неторопливо зашлепал к своему дому, благодарный власти за миролюбие и за то, что водку не отобрали.
Парк кончался, уже были видны первые постройки, когда Вова услышал за спиной странный звук.
Так шуршат только осенние листья по асфальту, или деньги! В этом-то он разбирался!
Обернулся и обнаружил странный предмет. Возле ног ласкался в легких порывах ветра первый осенний лист. Он был, как живой, как крохотная собачонка, долетал до колен и – обратно, к земле…
Но что-то в нем было не то. Вова не мог разобрать, что именно, так как словить лист не удавалось. Первый то отлетал, то подлетал вновь, дразня художника.
– Ишь ты! – радовался Вова. – Безобразник!..
Он хлопал ладонями, как будто ребенок бабочку ловил, но представитель осени в последнее мгновение выскальзывал из неловких рук и взлетал на три человеческих роста.
– Игрун!..
Так Вова бегал за листом почти целый час, пока совершенно не выбился из сил. Он вновь сел на лавку и опять задышал по-собачьи.
А проказник лист, словно сжалившись, покружил еще несколько и спланировал прямо на колени Рыбакову.
Сие происшествие так обрадовало художника, как будто ему молодость вернули на время.
Он осторожно погладил большой кленовый лист и вдруг разглядел на нем что-то инородное. Самые кончики листа были окрашены в серый цвет, а на ощупь отдавали мертвечиной.
«Неужели древесный рак?!.» – перепугался Вова насмерть.
Он бросился к первому попавшемуся клену, но ничего на нем странного не обнаружил… Решил не волноваться заранее, просто принести лист домой и изучить его тщательнее.
Перед подъездом, в котором жил Вова, грелись на солнышке тетки пенсионного возраста.
При его появлении они заговорщицки зашептались, а в спину Рыбакову была произнесена фраза:
– Сильная у вас женщина, товарищ художник!
– Какая женщина? – оглянулся Вова с недоумением на лице.
– А сами знаете, какая! Грудастая! Ваши картины куда-то волокла!
– Ничего не понимаю, – пожал плечами Вова и шагнул в подъезд.
Какая-такая женщина, думал он, поднимаясь в лифте. И что за непонятности тетки говорили про его картины?..
Вова хотел было вернуться да расспросить, но кленовый лист в руке слегка нагрелся, словно напоминая о себе.
Картины, конечно, подождут! Он ласково погладил первенца осени и опять ощутил под пальцами по краям листа бумажную фактуру.
– Ах, ты! – проговорил Вова.
Долго не мог открыть дверь, так как внезапно задрожали руки. С трудом попал ключом в замок, покрутил и первым делом прошел на кухню, где, выудив из принесенного пакета початую бутылку, глотнул из нее на два пальца. Постоял немножечко, пока не прошла дрожь.
Оставил продукты на залитом солнцем подоконнике и пошел в комнату, где вознамерился отыскать увеличительное стекло, которое когда-то имелось, но за ненадобностью не использовалось.
На поиски ушло более часа, и стекло нашлось в единственном хрустальном фужере с трещиной, одиноко стоявшем в буфете, напоминая об обстоятельной молодости с достатком.
Вова приспособился возле окна и внимательно разглядел кленовый лист сквозь увеличительное стекло.
Очень похоже на бумагу, думал он. Но пойди пойми, что это на самом деле…
Рыбаков смотрел на лист до самого вечера, пока не решил съездить поутру в Тимирязевскую академию на консультацию.
До самого утра Вова рисовал на ватмане найденный лист в несвойственной ему фотографической манере, а наутро, прослушав из радио соседа сигналы точного времени, долго чистил брюки от засохшей крови, справедливо полагая, что в академии его тренировочных не поймут.
В академию его не пускали, несмотря на слезные увещевания. Охрана была непреступна, а положение Вовы было отчаянным. Он просил допустить его хотя бы в бюро пропусков, но только раздражал ребят из ЧОПа. Одному из охранников хотелось дать нечесаному шизику крепким ботинком по заду.
– Художник я! – просил Вова.
– А я – Ленин, – поддерживал диалог охранник.
– Рыбаков, – в ответ представился Вова.
– Безбашенный! – поставил диагноз раздраженный. – Может, его за угол отвести?
– Кончай! – ответил напарник. – Потрется и уйдет… И чего тебе неймется кулаками поработать? Особенно с такими, немощными! Ты со мной на тренировке потолкайся! Я завсегда «за»!
– Я что – дурак? У тебя же пояс черный!
– Так со слабым невелика доблесть управиться. Ты со мной попробуй. Я тебе для начала палец сломаю, чтобы ты почувствовал, как бывает больно!
Раздраженный ничего не ответил, отвернул лицо и тихо злился, как на нечесаного, так и на своего товарища. Хотелось дать обоим куском арматуры по башкам.
Так или иначе, но оба охранника пропустили тот момент, когда Вова кинулся к щуплому старичку с палочкой, появившемуся из дверей академии, очень похожему на академика.
– Здравствуйте! – приветствовал академика Вова, преодолев ступени лестницы.
– Здравствуйте, – ответил старичок.
Здесь охрана подоспела, и Вове заломили руки, отчего он застонал жалобно.
– Прекратить! – неожиданно зычным голосом скомандовал старичок и, когда Рыбакова отпустили, академик четко стал объяснять, что охранников поставили, чтобы имущество беречь, а не на людей бросаться! – Поднимите! – указал он на оброненный Вовой при задержании, свернутый в трубочку, ватман. – Что это?
Художнику вернули собственность, он с опаской глядел на охрану, пока старичок не предложил отойти в сторону.
– Я вот что принес…
Вова развернул ватман и показал свой рисунок.
– Потрясающе! – восхитился старичок. – Вас как зовут?
– Вова.
– Владимир, значит. А меня Егор Иннокентьевич. Вы что же, хотите у нас работать?
– Вовсе нет, – закрутил головой Рыбаков.
– Что же тогда?
– Этот лист я нашел вчера в парке. Первый осенний лист. Я нарисовал его…
– Да-да, – согласился Егор Иннокентьевич. – Уже осень…
– Вглядитесь, – просил Вова. – Лист необычный…
– Чем же?
– Видите уплотнения по краям?
– Вы что же, ботаник?
– Нет, я художник. Но меня волнуют эти уплотнения!
Старичок еще раз внимательно поглядел на рисунок.
– Может, какая-то болезнь?..
– И я так думаю!
– Чего ж вы сам лист не принесли?
– Так…
Вова развел руками, так как сам не понимал, зачем потратил ночь на работу, вместо того, чтобы вещь живьем принести.
– Знаете что, Владимир, – старичок спустился на ступеньку ниже. – Болезней у растений великое множество, как и у людей! Забудьте про этот лист и идите к нам работать! Талантливые художники нам необходимы. Вы увидите такие растения, каких вам за всю жизнь не сыскать! Будете соавтором каталогов, хорошие гонорары, общежитие выделим…
– Спасибо вам, – Вова попятился задом, нащупывая ногами ступеньки. – Спасибо…
Затем он развернулся и пошел быстрее.
– Куда же вы? – прокричал Егор Иннокентьевич.
– Домой, – проговорил себе под нос художник.
– А рисунок?
– Подарок, – уже почти про себя прошептал Вова.
До дома он добирался тремя троллейбусами, так как не было даже мелочи на метро. Из одного его выставили контролеры, хорошо, что женщины, не побили, зато столько грязи вылили, аж до самого желудка пробрало.
Добрался до дома к вечеру, выпил двести стабилизирующих и прилег на диван, на котором можно было ни о чем не думать, просто наслаждаться бегающей по жилам, обогащенной теплом кровью…
– Вот тебе, гад! – кричал старик с разметавшейся бородой. – Вот тебе, вор!.. Получай, сатанинское отродье!!!
Вова проснулся весь вспотевший от явления страшного старика. Дышал, отдыхивался от кошмара, выпил немножко, закусив корочкой от «бородинского», и отправился к тайнику. С любовью открыл мешок и вытащил вчерашнюю находку. Лист по-прежнему пах осенью, но в нем произошли очевидные изменения. Серая, похожая на бумагу дрянь наступала, поглощая разноцветную плоть кленового листа.