Собственно говоря, надежды, конечно, были на Абрека и на его стальную челюсть, но командовал им все-таки Андрюшка.
Но загадываем мы одно, а происходит другое.
Родители Слизкина освободились почти одновременно, сошлись на каком-то дремучем полустанке и двинули в родные края, по пути разоряя винные магазины. За нездешнюю дерзость разбойников прозвали на американский манер – Бони и Клайд, фильм недавно прошел по ТВ.
Особенно дерзким явилось нападение на церковь, которое придумал, мучимый похмельем, юридический отец Андрюшки.
На утреннем причастии в маленькую деревенскую церковь ворвались мужик с бабой, которые, не убоявшись Бога, отняли у батюшки всю кровь Христову, марочный «кагор», по случаю пасхальной недели используемый, и выдули нектар на задках церковной земельки. Заодно они ободрали со стен иконы с образами, батюшку лишили креста с камушками, а паре прихожан морды почистили….
Так Слизкин получил свое первое задание.
– Бери Абрека и дуй в Монино, – скомандовал поселковый начальник. – Там у участкового бутылка пустая имеется, пусть кобелек понюхает, может, след возьмет.
– Так точно! – обрадовался Андрюшка.
А монинский участковый совсем не обрадовался появлению кинолога с собакой.
– Чего у тебя с ногами? – поинтересовался он.
– Болезнь, – вздохнул Слизкин.
– А как же ты за кобелем побежишь, не ровен час, след возьмет?
– Не знаю… Как-нибудь…
– И что, бегал уже?
– Не-а. Первый раз…
Участковый чуть было не расплакался от такой подмоги, но пустую бутылку из-под кагора все-таки дал понюхать возле церковной оградки кавказцу, который тотчас сделал стойку, а услышав Андрюшкин приказ: «Ищи», – рванул в сторону леса, словно гоночный болид. Абрек был уже среди первых деревьев, когда рядовой Слизкин только стартовал.
– У меня поводок двадцатиметровый! – попытался успокоить кинолог монинского участкового, который от наблюдения сей картины жить не хотел.
– Побегу! – сообщил Андрюшка.
– Беги! – смахнул слезу милиционер.
И Слизкин побежал, и был похож его бег на езду плохо смазанной телеги. Криво бежал, не быстро, но стабильно!
Через полчаса передвижения в пространстве Слизкин заметил дымок на краю полянки и фигуры двух людей, сидящих возле костра.
Он остановился, чтобы отдышаться для решаюидего броска, сдерживая мощь Абрека, который драл поводок, прикусывая его между клыками, но молчал, не лаял.
Андрюшка отстегнул карабин и второй раз в своей жизни скомандовал «фас»!
Кавказцу понадобилась лишь пара мгновений, чтобы одержать победу и кинолог услышал женские вопли, перемежающиеся мужицкой матерщиной.
Побегу, подумал Слизкин. А то загрызет ведь!..
Он добежал до полянки, по которой катался клубок из человеческих тел, в который успешно вгрызся Абрек и драл фигуры за телогрейки, разбрасывая по округе ошметки ваты.
Вот они какие, Бони и Клайд!
– А-а-а! – кричала женщина.
– О-о-о! – вторил ей мужик.
Ситуация была под контролем, а потому Слизкин скомандовал «фу», оттаскивая разгоряченного пса от преступников.
– Лицом в землю! – вскричал Андрюшка.
Оба рваных подчинились беспрекословно, а лицо мужика пришлось прямиком в край муравейника. От этой ситуации он начал покрикивать, а Слизкин неловко надевал наручники на задержанных.
Наконец он закончил.
– Все, можете вставать!
С охами и ахами пара перевернулась лицами к небу и уставилась на милиционера изумленно.
– Андрюшка! – воскликнула мать.
– Сынок!
– Мама? – удивленно отозвался Слизкин. – Папа?
– Да что ж ты, сынок, в менты пошел! – таращила глаза мамаша, косясь взглядом на Абрека.
– Опозорил, гаденыш! – гавкнул отец, но тут кавказец прикусил его слегка за ногу, заставив папу замолчать.
– Другой работы в поселки нету, – сказал Андрюшка. – А за что вы дедушку убили?
– А потому что он сукой был, твой дед!
– А вы кто?
– Мы – родители твои! – ощерился папаша.
– А чего вы оба чернявые, а я рыжий? – поинтересовался Слизкин.
Здесь Андрюшкин отец вдруг задумался, а мать сделала вид, что вопрос не ей задан, а просто в пространство проговорен.
Отец все думал, шевеля губами, будто что-то подсчитывал… Неожиданно русский Клайд нанес ловкий удар своей подруге ногой в живот, приговаривая: «Утроба грязная! Сука немытая!..»
Мамаша взвыла, скорчилась и к сыну оборотилась.
– Что ж, ты сынок, мать свою позволяешь обижать!
Слизкину не понравилось действие отца, он хотел было применить Абрека матери в помощь, но сначала поинтересовался:
– А кто папа мой? Настоящий?
– Да-да! – поддержал Андрюшку убивец деда. – Где ты рыжего-то нашла, любительница цветного кино?!. Разве этот шисенок похож на меня, на мужика?! Меченный он! Шельма! – Он вновь попытался ногой достать материнское брюхо, но Слизкин был начеку и ослабил поводок, чем не преминул воспользоваться Абрек, вонзивший свои клыки в лодыжку лже-папаши.
– А-а-а! – кричал мужик на весь лес. – Менты поганые! Пыткой мучаете!
– Так тебе и надо! – подзуживала мать.
– Ну, все! – прикрикнул Андрюшка. – Вставайте!
– Ты, сына, руки освободи маме!
– В наручниках пойдете!
– Сдашь нас? – изумилась престарелая Бони. – В ментуру?
– Я ж тебя, Дрюня, воспитывал! – зажалился отец. – Мамка твоя выпивала, а я тебе молочко в магазине покупал!
– Во-во, – вспомнил Андрюшка. – Бабуля говорила, что вы меня грудного магазинным молоком вскармливали. Что у меня оттуда болезни все!
– Жива, падаль старая! – воскликнула мать.
– Надо было ее с дедом тогда!
Лицо милиционера Слизкина помрачнело.
– А ну, пошли!
– Да как же ты можешь!
– Христопродавец!
Здесь кавказец Абрек свой голос подал, клокочущий злобой и поражающий обилием обертонов.
Пойманные родители поднялись с земли русской и поковыляли в сторону цивилизации. Иногда Слизкин позволял Абреку раз-другой куснуть за мягкие места преступников, чему псина была чрезвычайно рада.
– Морозов ты! – причитала мать.
– Павлик! – вторил отец. – Пионер гребаный!
– Шагайте, шагайте! – не оскорблялся Андрюшка.
– Надо было тебя в шайке банной утопить во младенчестве!
– Я пыталась достать его гвоздем, – сообщила мамаша. – Когда он еще в утробе был! Живучий, сучонок! Сейчас бы и воспоминаний не осталось!.. Жаль, гвоздик короткий был!..
Так, обругивая Андрюшку, на чем свет стоит, они были явлены монинскому участковому, на лице которого выразился праздник Первого мая, особенно, когда из-под телогреек были извлечены иконки и крест батюшки.
– Ну, Слизкин! – жал рядовому руку участковый. – Ну, потряс! Ну, удивил!
– Абрека благодарить надо, – скромно ответствовал Андрюшка. – Я что, я при собаке!
– Да, молодец ты преогромный! Собаку-то ты воспитал!
Слизкина наградили денежной премией в размере десяти американских долларов и дали три дня отгулов, которые он провалялся дома, мучимый вопросом: похож ли он на современного Павлика Морозова?
Баба Нина рассказала, что Светофора в больницу увезли, в Москву.
– А что с ним?
– Гормон какой-то у него большой. Вот и растет парень без остановки. Вымахал за два двадцать!
«Чемпионом мог бы стать, – прикинул Слизкин. – В NBA играть, миллионы зарабатывать, а тут какой-то гормон…»
После отгулов, в рядовой день, он встретил Катьку, сильно беременную, и когда она призналась, что понесла от Светофора, Андрюшка еще раз подумал, что все в жизни связано, что каждый – часть каких-нибудь событий, или события – часть твоей жизни…
– Может, мне аборт сделать? – спросила Катя.
– На таком-то сроке? – пожал плечами Андрюшка.
– Или искусственные роды?
– А как же Светофор? Вдруг он умрет?.. Что ж, тогда о нем и памяти не останется?
– А я как же? Одна?
– Рожай! – смело предложил Слизкин. – Поможем! Общественность и все такое!