— А ты знала, что коровы любят музыку? — Спросил я Хэруки.
— Да! Однажды я видела, как корова ходила за стариком, игравшем на аккордеоне! — Улыбнулась она.
Продолжили путь, миновали засеянное подсолнухами поле. Хэруки с удовольствием проводила растения взглядом.
— Никогда раньше не видела столько ферм, — Улыбнулась она, — Дедушка всегда предпочитал исключительно эстетическую составляющую растений, поэтому посещали мы в основном всякие сады, выставки и парки, — Поняв мой безмолвный вопрос, пояснила она.
— Здорово, что ты не успела посмотреть всю Японию до нашей встречи, — Улыбнулся я.
— Нам предстоит увидеть еще многое! — Согласно улыбнулась Хэруки, правильно меня поняв.
— Не устала? — Проявил я заботу, потому что проехали мы уже километров пятнадцать. В «прогулочном» режиме, конечно, но все равно…
— Совсем нет! Нам нужно чаще выбираться куда-нибудь за город, — Ответила Хэруки.
Словно подтверждая полезность таких походов, мне на глаза попалась очень завлекательная надпись на заборе одной из ферм. Свернув на грунтовку, добрались до домика, я постучал — здрасьте-поклоны. Теперь за вполне вменяемые деньги каждое утро мне домой будут привозить свежее молоко. Очень хочется подрасти, а я не уверен, что продающийся в супермаркетах сухой «продукт» оказывает нужный эффект.
Ферма деда Кохэку оказалась двухэтажным домиком вполне городского вида. Рядом — пара сараев и гараж. Прямо за домом — ряд рисовых полей. Небольших — видимо, опыты ставит. Судя по всему, увидев нас в окно, на крылечко вышел довольный Фукуда-сенсей. В кимоно, да. Поклонились-поздоровались.
— Аоки-тян, моя внучка в ее комнате. Можешь позвать ее?
Хэруки кивнула и скрылась в доме. Тут же стало очень неловко.
— Одзава-сан, прости! — Вдруг низко поклонился дед Кохэку, — Я не смог должным образом воспитать внука, но, прошу тебя, не оставляй мою внучку!
Ой, да хватит уже! Может просто будем жить дальше?
— Простите, Фукуда-сенсей, что послужил катализатором этих чудовищных событий, — Низко поклонился и я, — Кохэку общалась со мной с самого начала учебы в старшей школе, поэтому я ею очень дорожу. Пока она не против дружить со мной — я буду дружить с ней.
— Ты ни в коем случае не должен винить себя! Если бы я занимался воспитанием сына вместо науки, всего этого бы не случилось!
Диалог продолжался еще минут пять, но, наконец, я позволил Фукуде-сенсею победить, и мы пошли на кухню. По дороге я задумался — а ведь мужчина может действительно думать, что я смертельно обижен на него. Поэтому и извиняюсь. Меня даже пот прошиб. Ох уж эти японцы. Как же всё-таки легко с Фёдором. Никаких тебе подковерных интриг.
По пути разглядывал интерьер. Похоже, весь дом — «европейский». Странно, я почему-то думал, что увижу деревянный коттеджик в классическом японо-деревенском стиле. Девушки уже были на кухне, причем на коленях у Хэруки сидела изящная кошечка «ситцевой» расцветки.
— Мне нужно проверить поля! — Проявил деликатность Фукуда-сенсей.
— Я с вами! — Проявила ее и Хэруки, и они вместе с кошкой покинули кухню, оставив меня в компании Кохэку.
— Почему у меня такое чувство, будто нас сводят? — Буркнула она, старательно разглядывая узор столешницы.
— Ты будто читаешь мои мысли, — Покивал я.
Повисло неловкое молчание, я смотрел в стену над плечом Кохэку, она — в стол перед собой. Что интересно, на стенах ни одной фотографии шизоида. Только родители на фоне пальмы, дед с тяпкой, маленькая Кохэку (милаха), императорская грамота… Я не очень хорошо умею решать такие проблемы, но она ведь говорит, что виновата, верно? Значит, нужно сделать так, чтобы чувство вины исчезло. Тогда…
Поднявшись со стула, обошел стол, подошел к Кохэку, набрал в грудь воздуха, набираясь решимости и залепил девушке легкую пощечину.
— Это тебе за твоего дебильного брата! — Заявил я, глядя в ее ошеломленные, наливающиеся слезами глаза.
Какое-то время она молча смотрела на меня, наливаясь краской. Если она сейчас беспомощно заплачет — это конец всему.
Бах! — Прилетела мне с «процентами» ответная пощечина.
— Это тебе за то, что разрушил мою семью, бака!
Бах!
— А это — за то, что забрал у меня лучшую подругу!
Бах!
— А это — за то, что теперь мне приходится жить на вонючей ферме!
Бах!
— А это — за то, что все время ходишь с таким видом, будто знаешь все лучше всех! — Под конец она уже орала во весь голос.
Тяжела дыша, раскрасневшаяся Кохэку потёрла о бёдра отбитые ладони и теперь разгневанно смотрела на меня.
— А разве теперь, по законам жанра, ты не должна сказать что-то вроде «А это — за то, что ты такой классный» и кинуться мне на шею? — Потирая горящие огнем щеки, спросил я.