Конечно, не плевать, что с него вот так запросто стаскивали одежду, оставляя полностью обнаженным, выставленным на показ, уязвимым. Не плевать, что разглядывали, скользя изучающим темным, животным взглядом по телу, оставляя невидимые следы - линии, которые не смоет вода, не сотрет память, не выжжет дешевое виски и мерзкие сигареты, ни тем более чьи-то другие прикосновения. Не плевать, что от всего этого безумия кружилась голова, и сил хватало лишь для одного единственного слова: «Дотронься».
- Э, нет, так не пойдет. Я хочу, чтобы ты просил, умолял меня. Давай, тигр, я знаю, у тебя получится.
- Я…я…не могу…
Джим как-то странно усмехнулся, а Себастьяну показалось, что это не человек, а огромный черный зверь оскалил клыки, перед тем как разорвать на кусочки свою жертву.
- Можешь! – голос все еще внимательно изучающего его Мориарти был похож на сталь, бережно завернутую в мягкий бархат. – Подчинись мне, ты же знаешь, я сильнее. Я поведу тебя. Я покажу тебе. Я открою тебе тайны. Ты будешь моим, Себастьян, только моим. Ты и так мой. Ты знаешь это, так же, как и я, с первого взгляда, с первого разговора. Ты принадлежишь мне, - мягкий шепот дурманящим токсином вливался в кровь, въедался в кожу, не оставлял выбора, сжигал мосты, стирал все пути отступления, и Себастьян, глубоко вздохнув, позволил себе погрузиться с головой в это жаркое марево, где был только один человек, один единственный сейчас и навсегда. Лишь звуки и жаркие взгляды и ни одного прикосновения, а он уж был готов покориться, встать на колени, открыться, делать все, что прикажет ему голос, сейчас напоминающий растопленный мед с легкой горчинкой последующей неизбежности возвращения в реальность.
- Пожалуйста, - почти прошипел Себастьян не в силах сопротивляться разгорающемуся внутри его тела пламени, в котором, казалось, в мучениях и боли горела сама душа.
Себастьян прикрыл глаза, поэтому не видел: ни как раздевался Джим, ни как приближался к дивану, только почувствовал его холодные пальцы, которые, осторожно очертив ключицы, прошлись по груди, специально не задевая соски, спустились вниз.
Все. Курок спущен. Выстрел.
========== Часть 5 ==========
Vere scire est per causas scire.
Подлинное знание – в познании причины.
Себастьян вообще не верил, что все это происходило взаправду. Может, сейчас он спокойно спит в своей мягкой постели и ждет, когда вот-вот прозвонит будильник, который выдернет его из этого странного, изматывающего своей пугающей реалистичностью кошмара? Он откроет глаза, а вместо ухмыляющегося лица мучителя увидит лишь белый обшарпанный потолок своей маленькой спальни. Все исчезнет, испарится в предрассветном тумане, ледяным осенним ветром рассеивая тревогу и непонятную тоску. Если бы у него было одно единственное желание, которое бы точно выполнили – он бы попросил, чтобы сегодняшний день никогда не существовал. Чтобы Джим Мориарти никогда не появлялся в его жизни. Чтобы противоречивые желания перестали разрывать его на части: подчиниться или продолжить борьбу? Отдаться на милость победителю или попытаться изменить ситуацию в свою пользу?
Вдох. Выдох. Выстрел.
Себастьян тяжело дышал, прикрыв глаза, и неотрывно смотрел на приближающуюся к постели фигуру.
Мориарти подошел – не спеша, двигаясь грациозно, бесшумно и соблазнительно, как дикий зверь, подкрадывающийся к добыче. Его грудь часто вздымалась, выдавая, что он тоже испытывает некое подобие волнения, отваживаясь на попытку приручить того, кто никогда не чувствовал ничьей власти, всегда был сам по себе – одинокий хищник, охотившийся только по своим собственным правилам.
Зажмурив глаза, Себастьян терпеливо ожидал поцелуя или хотя бы какого-то намека на нежность, но лишь почувствовал, как холодные руки Джима вновь легли на грудь, теперь уже касаясь сосков, настойчивой лаской посылая дрожь предвкушения по всему телу. Он взвыл, когда острые ногти прочертили алые полосы, рванулся, силясь помешать, не допустить, прекратить ненавистные прикосновения, каждое из которых ощущалось, как ожог. Кожа плавилась, расползаясь некрасивыми рваными кусками, оголяя плоть и душу, которая рвалась, болела и полностью зависела от этого невозможного, но чертовски притягательного – Джима Мориарти. Казалось, темный туман поднимался из глубин его души, обещая благословенное забытье и успокоение, но только Себастьян никогда бы не позволил себе этого – он обязан принять все до конца, выпить чашу унижения до дна, чтобы больше никогда и никому не позволять делать с собой такое.
- Каково это – терять контроль? – ровным, лишенным эмоций голосом спросил Джим, неожиданно сильными руками впиваясь в горло, пережимая трахею, заставляя сердце биться тысячами молотов в груди, предрекая медленную и мучительную смерть. – Ты совсем мне не доверяешь, а зря.
- Отпусти, – с трудом выдавил Себастьян, понимая, что еще одно неосторожное движение, и он запросто потеряет сознание.
- Тебе стоит учиться на своих ошибках и идти за нужными людьми, которые не только поддержат, но и приведут тебя к поставленной цели. Ты понимаешь?
Вопрос остался без ответа, глаза Себастьяна закатились, ему стало совершенно плевать, где он и что с ним делал этот извращенец. Джим нарочно медленно доводил его до грани, не давая потерять сознание, приручая таким жестоким способом, показывая, кто здесь главный и кому нужно беспрекословно подчиниться.
Мгновенье, и долгожданный глоток воздуха обжог гортань, заставив Морана зайтись в сильном приступе кашля. Ему не дали опомниться, не дали восстановить дыхание, пальцы Джима уже уверенно переместились ниже, обводя напряженные мышцы живота, внутреннюю сторону бедер, изучая каждый сантиметр его кожи.
- Тебе стоит бросить курить, - мягкий шепот, точно яд, проникал в кровь, разгоняя кислород, больше похожий на чистейший наркотик, так сильно мозг Себастьяна истосковался по глотку воздуха. – Ты не сможешь долго сопротивляться. Смирись.
Закрывая глаза, Моран думал, что совершенно не так представлял себе их первый раз. Ему казалось, ласки не должны были так обжигать, дыхание сбиваться, а пальцы на ногах поджиматься всякий раз, когда руки Джима нажимали определенные точки на его теле. Точно гениальный музыкант, Мориарти извлекал из простого парня звуки, услаждающие слух и наполняющие организм адреналином похлеще любого скоростного байка. Себастьян неистово рычал, извивался, выгибаясь на продавленном диване, пытался уйти от бесцеремонных ловких пальцев, которые сжимали, гладили, ласкали чувствительную кожу, перебирали тугие завитки темных волос в паху.
- Доверие – твое слабое место, Полковник. Такая неистовая сила не должна расходоваться впустую. Тебе просто нужен тот, кто направит ее в нужное русло, – обманчиво мягкий голос Джима обволакивал, лишая остатков самообладания, руки продолжали умело двигаться, лаская ритмичными, почти механическими движениями.
- Ты ведь знаешь, что я прав? Отвечай!
- Ненавижу тебя, – как ни странно, ответ прозвучал тихо, но отчетливо. – И ты неправ.
- Неверно, - Джим ухмыльнулся, усиливая нажим, его рука скользила все быстрее, то натягивая нежную кожицу, то отпуская.
- Неправ, - безнадежно повторил Себастьян, сдерживая рвущийся из горла стон и запрокидывая голову.
Бесстыдные ласки иссушали душу, наполняли тело сладкой истомой, которую Себастьян совершенно не хотел испытывать. Он пытался отвлечься, думать о чем-то другом, но у него ничего не получалось, пальцы Джима заставляли извиваться, кожа запястий покрылась кровоподтеками, с такой силой он пытался выбраться из капкана, словно дикий зверь, готовый перегрызть себе лапу ради свободы.