— Все мое! Мое! А ему — во! — показала фигу, окольцованную, позолоченную, и, видно, тут же застеснялась. Помолчала. — Но почему-то он ничего не требовал, не упирался, не выражался… Я-то ведь думала… И такими глазами на меня смотрел… Ну, будто слепой…
— Именно, — закивала головой старшая.
— И куда он после суда потащился, интересно? — скривила губы Владзя.
— А ну-ка, женщины…
Женские руки взяли рюмочки.
И Криста снова увидела Марту Подерене в скромном, но безупречно сшитом платье из натурального шелка, услышала несколько приподнятый ее голос.
— Женщины! — Марта словно хотела вывести их из состояния дремы. — Не так уж много у нас развлечений, не так уж часто удается вырваться из дома. А когда появятся внуки? Вы можете себе представить, вчера мой Бернардас и говорит: «Бабуся, — говорит, — бабуся…»
Марта рассказала, как толково говорил ее Бернардас вчера, что он сказал неделю назад и кем он может стать завтра, если будет развиваться такими темпами, — жаль только, что родители снохи маловато уделяют ему внимания, а она сама просто изнемогла: полдня провозится с внуком и едва жива.
Подруги делали вид, что слушают Марту, затаив дыхание, однако мало что слышали. Мешали собственные мысли, а может, — нежный лирический голос певца.
— Выше нос, женщины! — Марта двумя тонкими пальцами подняла рюмку.
Габия наклонилась к Кристе и вполголоса сказала:
— Марцелинаса сегодня утром видела.
Криста спокойно отодвинула рюмку.
— Какого?
Совсем зря спросила. Ну, конечно, зря.
— Твоего Марцелинаса, бывшего. Забежала в обувное ателье, гляжу — стоит у кассы. Заметил меня, но вроде бы не узнал. Хорошо сохранился, только какой-то… сама не знаю…
Кристина не первый раз слышит от подруг подобные речи. Навеки обрублены узы, связывавшие с Марцелинасом, но и по сей день она не может понять, почему так ранит ее каждое упоминание о бывшем муже.
— А он еще живет с этой?.. — Любопытный взгляд Габии так и впился в Кристину.
— А мне какое дело! — отрезала она и почувствовала, что лицо неудержимо заливается краской.
бередил душу певец, как назло выбравший эту песню.
Когда они около десяти вечера поднялись, Альбинуте неожиданно вспомнила:
— Скоро день рождения Кристины.
— Правда!
— Опять удобный случай, чтоб встретиться.
— Почему ты такая погасшая, Криста?.. Золотце?
— Криста…
— Женщины…
На улице загомонили, загалдели, всей стайкой двинулись к троллейбусной остановке, и в конце концов Кристина осталась в одиночестве ждать свою «пятерку». Троллейбус все не показывался, и она решила немного пройтись. Шагала медленно, незаметно для себя миновала одну остановку, другую. Под ногами гулко гудел мост через Нерис, в воде поблескивали городские огни, всеми цветами радуги сверкали фонтаны. Кристина шла не оглядываясь, по-всегдашнему прямая, с высоко поднятой головой. Развевался расстегнутый плащ, ветер трепал голубой платок на шее. У перекрестка, дожидаясь зеленого света, неожиданно для себя подумала: не хочу отмечать свой день рождения… не хочу… ни в ресторане, ни… не хочу отмечать…
Потом она ухватилась за эту мысль; может, потому и сбежала, уехала, не сказавшись подругам? Сейчас небось ищут, перезваниваются, строят догадки: куда девалась Криста? Где же она запропастилась?
Кристина улыбнулась, словно выкинула озорную шутку, и тут же почувствовала, что ей ничуть не весело, что нет у нее причин для радости. Ей просто не хотелось быть одинокой в стайке подруг и дома одной сидеть не хотелось. Не хотелось, не хотелось…
За столиком слева женщин уже не было.
Кристина достала зеркальце, помаду, подкрасила губы и стала ждать счет.
Куда теперь пойти? Что делать в оставшиеся полдня? Почему только полдня? А завтра? Послезавтра?
Сбежала, чтобы не быть одной?
И неужто только от подруг сбежала?
Одна, одна…
Од-на… од-на… од-на… Мерно стучат ее шаги, рассекая полуденную тишину пустынной улочки.
Од-на… од-на…
В тот раз точно так же стучало в висках.
Зазвонил телефон. Кристина подняла трубку. Трубка потяжелела, она хотела повесить ее, но не повесила. И не сказала: «О чем нам говорить? Нет, нет, Марцелинас, будь здоров…» Итак, трубки она не повесила и этих слов не сказала. Час спустя она услышала дверной звонок и бросилась к двери, но вдруг застыла в тесной прихожей. Может, не открывать? Не отвечать? Была и нету, ушла. Но внезапно отбросила сомнения.