– Ага. Раньше так всегда и было. Колокол звонил, и вокруг все микробы погибали. Поэтому раньше в церковь все и ходили, это как антисептик был. Мы станем звонить каждый вечер и тут установится атмосфера… Очень чистая.
– И что?
– Люди начнут возвращаться.
Дрондина скептически промолчала.
– Раньше звоном все болезни лечили, – сказал я. – Звонари никогда не болели.
– Что же сейчас никто так не лечит?
– Частоту потеряли, – ответил я. – Понимаешь, должно быть особое сочетание – частота звука, содержание серебра и золота, так чтобы вибрации… они на золоте звучали… Вот послушай, он до сих пор звонит!
Мы замолчали.
Звук продолжался.
Странно, что продолжался – колокол глубоко завяз в земле и, по идее звучать никак не мог. Но звучал.
– Значит, ты его тащить собираешься? – спросила Дрондина. – Так?
Ну да, я собирался его тащить. Заказать в интернете лебедку с усилием в три тонны, и с помощью ее и катков дотянуть колокол до холма. А потом подвесить к тополю, к толстой нижней ветке, если выдержит. И звонить.
Я представил, как Шнырова дрондит… тьфу ты, звонит в колокол, звонит и звонит, с яростным выражением лица, так что в брошенных домах пляшут оставшиеся стекла. А потом…
– Хотя по-настоящему, я поднимать его не собираюсь, – ответил я. – Я вот что…
Я огляделся.
– Короче, я слышал одну штуку, – я перешел на шепот. – Если в колокол не звонили долгое время, например, лет пятьдесят, то тот, кто в него первый позвонит, может желание загадать.
– Ага, – хмыкнула Дрондина. – Три желания! Как у золотой рыбки…
– Можешь не верить, – сказал я. – Но вот Пушкин верил.
С авторитетом Пушкина спорить сложно.
– А сам Пушкин что у колокола попросил? – спросила Дрондина.
Я немного растерялся, так как с ходу не смог вспомнить, чего там Пушкину не терпелось. Поэтому сказал:
– Счастья.
– Счастья? – поморщилась Дрондина. – Его же Дантес застрелил. На дуэли. Какое там счастье…
Да уж.
– И что? Подумаешь, застрелил… – я отобрал у Дрондиной лопату. – Это же не значит, что Пушкин несчастлив был, еще как счастлив, между прочим. Знаменит, жена-красавица…
– Долги, – проявила историческую осведомленность Дрондина. – У него было очень много долгов.
– Не в деньгах счастье, – парировал я. – Двести лет прошло, а Пушкина в школе изучают. Вот это счастье и есть. Может, это самое Александр Сергеевич и просил…
Дрондина задумалась.
Я воткнул лопату в землю рядом с колоколом, попробовал – земля податливая, песчаная. Принялся копать по кругу.
– Ну, и что ты хочешь загадать, если разроешь? – спросила Дрондина. – Чтобы в нашу деревню народ вернулся?
Я не отвечал.
– Ну, вернутся они, а делать что будут?
Дрондина попыталась забраться на колокол, но не получилось, скатилась на мох.
– А тебе-то это зачем?
Я не ответил, нажал на лопату посильнее, под лезвием лязгнул камень.
– У нас же делать нечего, – сказала Дрондина.
– Напротив, – возразил я. – У нас экология хорошая. Можно экологически чистые продукты производить, перепелиные яйца, например.
– Перепелиные яйца? – Дрондина почесала голову. – Да кому они нужны, эти яйца…
– В них много железа, – ответил я и продолжил копать.
Минут десять копал. Дрондина сидела на кочке и смотрела. В отличии от Шныровой, Дрондина умеет сидеть и молчать. Если захочет. Иногда кажется, что она спит, но это не так, смотрит.
Чем глубже закапывался, тем плотнее становился грунт. Колокол действительно врос, буквально, мне чудилось, что он него в землю тянулись тонкие фиолетовые корешки. Неплохо бы его поддеть, оторвать немного, на сантиметр, тогда подкапываться станет легче.
Я воткнул лопату, потянулся.
– Надо дубину выломать, – сказал я. – Если подсунуть ее под колокол, можно попробовать слегка его расшевелить.
– Да он тонну целую весит, – напомнила Дрондина. – А то и две.
– Дай мне рычаг – и я сверну Землю.
– Главное – не свернуть шею, – сказала Дрондина.
Я протер руки о штаны, сказал Дрондиной никуда не уходить, я скоро вернусь.
– Ты иди, я покопаю пока…
Дрондина взяла лопату, а я отправился искать рычаг. Побольше рычаг тут нужен, лучше бревно.
Отошел немного, обернулся. Обнаружил, что Дрондина вовсю откапывает колокол.
Как назло, подходящих деревяшек в обозримой перспективе не наблюдалось, одни полновесные сосны и кедры, толстенные деревья в обхват. Нужное отыскалось лишь минут через двадцать, чахлая сосна, задавленная старшими братьями и подсохшая сверху. Я выщелкнул из рукояти пилу, быстро спилил деревце, и сделал палку. Вернее, не палку, а кол, толщиной в три запястья. Рычаг. На всякий случай проверил – воткнул между корнями сосны, подергал, упираясь ногами. Кол гнулся, но не ломался, пойдет.