– Я не прикидываюсь…
– Вот и я боюсь. Мама говорит, что до зимы – все. Трындец. В октябре в Туманном Логу ничего не останется. Все закроют.
– Наоборот…Все наладится.
– Да ничего не наладится, – нервно сказала Шнырова. – Ничего и никогда. Столица пастилы, документальное кино, пушкинские тушканчики… – Шнырова передразнила, выставив язык. – Это раньше столица пастилы, а сейчас столица труселей в горошек! Сейчас столица ничего!
Я промолчал. Поразительно затяжной день. Точно целый месяц.
– Почему труселей…
– Вот и живите в своей столице! – перебила Шнырова. – Надоел ты всей со своими идеями! Сидите под дубом, хоть упритесь! А мы уезжаем! Уныло оставаться! Не потей, Васькин! Ку-ку, не парься боком!
Пожелала она, не оборачиваясь.
Шнырова удалилась, а еще стоял, смотрел на реку. Потом вспомнил. У нее сегодня день рождения был. У Шныровой.
ИЮЛЬ
Потомки под дубом
Июль едва начался, однако, яблок завязалось невиданное количество. Яблоки не покраснели и еще не начали наливаться, и размером они были с орех, но уже ломили ветки, издали казалось, что яблок на дереве больше, чем листьев.
Я вынес под яблоню раскладушку, устроился удобнее, с подушкой, фанеркой, с бумагой и ручкой, в тени. Собрался все-таки нарисовать карту Туманного Лога. Нарисовал Козий колодец. Из колодца выставилась пиявка. Чтобы было понятно, что это именно пиявка, а не огромный червь, я пририсовал треугольные зубы. Получилось. Я начал выводить тополя, но тут позвала мама.
– Хватит валяться! За огородом последи лучше…
– Хорошо.
Мама продолжила шить трусы, а я отложил карту и последил за огородом, хотя следить особо нечего – вытащил в грядки поливалку, включил насос и смотрел, чтобы шланг не лопнул. Поливалка свистит, радуги сияют, петрушка растет. А как огород польется, надо тащить шланг и поливать сад, труды.
У нас пятнадцать яблонь, четыре вишни, крыжовник, смородина без счета. Облепиха, из нее делают масло, если горло болит или о печку ожегся – в самый раз, в этом году крупная, как виноград. Минут на двадцать в саду работы. Оно, конечно, можно и не поливать, само прорастет, но если без воды, то может загорчить. А как все полил, так и свободен. Не то, что раньше. Отец, когда приезжает в отпуск, любит вспомнить, как в детстве пластался от зари до зари. То сено корове запасать, то коз у Сунжи пасти, то картошку окучивать и жуков обирать, то дрова колоть как папа Карло. А дедушка, когда жив был, рассказывал, как он пахал на быке.
Мама тоже вспоминает о детстве: рассказывает о козах, прополках, сборе черники и клюквы, а еще они валенки валяли, и мама отвечала за шерстобитку. Поэтому мама смотреть на безделье не может. Вот и сейчас – услышала, что насос перестал гудеть, выглянула в окно, увидела, что я опять в раскладушке валяюсь, и немедленно мне трудов придумала, чтобы не расслаблялся и помнил о корнях.
– Яблоню подставь, – сказала из окна мама. – А то ветки обломаются, до августа не достоит.
– Мы с Наташей гулять собирались. Знаешь, там дуб такой растет…
– Вот сначала яблоня, а потом пусть дуб. И баннер. Сколько можно про баннер говорить, а?
– Ладно, ладно, яблоню подставлю.
– Так сейчас подставь, а не послезавтра!
Я лениво отправился в дровник.
Дрова у нас справа, от земли под потолок, два года назад четыре машины перепилили, а слева тес. Доски, брус, бревна, горбыль, в углу слеги. Два года назад отец собирался поднять под тополями беседку с верандой, чтобы сидеть по вечерам, пить чай и любоваться простором. Мы начали копать в апреле под сваи, но в июне отцу предложили работу, и он уехал на север. Материалы не пригодились. То есть пригодились, но не так.
Я выбрал доски, выволок на двор.
Урожайный год.
Много ума подставить доски под яблоню не надо, но я не спешил, долго бродил между деревьями, высматривая правильное место и изображая затруднения. Взял топор, постучал по доскам для виду, подставил под ветки. Вытер со лба трудовой пот, и тут из-за угла дома показалась Дрондина в брезентовом комбинезоне и с жареным хлебом в руке.
– Привет, Граф.
– Здравствуй, Наташ.
Руки у Дрондиной, зажили, но оставались красными, Дрондина обошла вокруг яблони, вздохнула.
– Бабка Шнырицы в прошлом году приезжала, – Дрондина откусила от хлеба.
– Помню.
– Тогда тоже яблок наспело, – Дрондина жевала. – Старая Шныриха собрала их и выжала сок, целых две бочки. А потом она этот сок скислила в уксус.