Если стану потом
вспоминать эту вешнюю ночь,
полумрак, полнолунье, —
заскользят в предрассветных бликах
лепестки с деревьев отцветших…
Дымки по весне
Поздняя весна…
Островки Мацугаура[51]
в дымке голубой,
а вглядишься — дым плывёт
над домами рыбаков.
Над широкой гладью реки
стаями резвятся чайки.
Они выглядят такими счастливыми…
Даже птицы и те
над рекою резвятся стаей —
только мне суждено,
сам не знаю зачем, влачиться
в одиночестве по теченью…
Как и прочие, оставив все дела,
слагаю стихи о запоздалой жаре
Ещё нестерпимей,
чем летний мучительный зной,
жара в эту пору, —
как подумаю, что наступили
дни желанной осенней прохлады…
Ещё один вечер
Вот уж краски зари,
расцветившие облачный полог
над вершинами гор,
постепенно тускнеют и блекнут —
надвигается вечер осенний…
Сложил стихи, когда, погружён
в глубокую задумчивость, созерцал печальную
картину сумерек, и вдруг, очнувшись, понял,
что наступил осенний вечер
Должно быть, сегодня
утоляют стихами печаль
простые крестьяне
в жалких хижинах под горою…
Опустился вечер осенний.
Свет осенней луны проникает
сквозь бамбуковую штору
Льётся призрачный свет
сквозь бамбуковую занавеску —
и, по стенам скользя,
расползаются чёрные тени
силуэтами лап сосновых…
На заре слышу шум осеннего ливня
В безрадостном мире,
где зори проходят как сон,
ещё до рассвета
меня, старика, потревожил
мерный шум осеннего ливня…
Коростель у горной хижины
Свистит коростель.
Смещается месяц в просветах
меж редких дерев.
Только птичья трель нарушает
тишину обители горной…
* * *
И белые цапли,
что мне примелькались с утра,
от дальней речушки
уже потянулись к ночлегу…
Сгущается сумрак осенний.
Рассветная луна в окошке
Окно приоткрою
так, чтобы виднелась луна
в светлеющем небе, —
и будто бы легче стало
коротать часы до рассвета…
Вечером слушаю песню
крестьян в поле
Удэумаса.[52]
Тихий ропот храмовой рощи.
В полумраке
долетает издали песня, —
верно, в поле всё ещё сеют…
Пенье кукушки
Бросили якорь
и прислушались — где же она?
А оказалось,
в кронах сосен поёт кукушка,
на обрыве, над самым морем.
Предрассветная луна,
зацепившаяся за горный пик
Как будто за сосны
на самой далёкой горе
луна зацепилась
и повисла, рассветный сумрак
наполняя тусклым мерцаньем…
В Удзумаса холодной ночью
скулит лисица
Безлунная ночь.
В старом храме слушаю молча,
как ветер свистит,
барабанит град но карнизам
да от стужи скулит лисица…
К дикому гусю
Тоскливо на сердце,
как будто осенней порой
в тумане белёсом
кричит заблудившийся гусь,[53] —
невидим и так одинок…
К вееру
От себя, от себя
мановением выверну веер,
отгоню ветерок —
пусть уносит недуг осенний,
стариковскую хворь и немощь!
Моя жизнь в Удзумаса
В Удзумаса,
в безлюдном урочище горном,
слышен посвист
и вой налетевшего вихря…
Сгущается сумрак осенний.
Рассветная луна над морем
В тёмных волнах
на равнине бескрайнего моря
меркнет луна —
и заход её возвещает
окончанье осенней ночи.
Начало осени
Кто без содроганья
встречает порывы его?
В горах и долинах,
окраску листвы изменяя,
проносится ветер осенний…
В пору жизни моей в Удзумаса
возле дома, касаясь застрехи,
росла высокая сосна, шумевшая
при каждом дуновенье ветра
Будто хочет о чём
у старой сосны допытаться —
над застрехой шумит
налетевший с дальнем вершины
беспощадный осенний вихрь…
Летний вечер
Праздно взметая
под старыми соснами пыль,
снова сегодня
на закате ветер повеял —
и пахнуло ночной прохладой.
В ожидании любимой,
вернуться
52
вернуться
53