Народная поэзия Японии и Китая всегда существовала в самом тесном переплетении с профессиональной. Не случайно Конфуцию приписывается составление «Книги песен» («Шицзин»). Не случайно императоры приказывали включать народные песни в крупнейшие антологии. Японские поэты всегда черпали вдохновение в животворном источнике народной речи. В свою очередь, народные сказители, сочинители песен и баллад украшали свои произведения реминисценциями из классики. Авторскую и народную поэзию в Японии можно сравнить с двумя легендарными соснами в Суминоэ, растущими из единого корня.
В позднее средневековье народная поэзия переживала период величайшего взлёта благодаря расцвету самобытного искусства «весёлых кварталов» больших городов.
Перелистав страницы новелл Ихара Сайкаку или «бытовых» драм Тикамацу Мондзаэмона, хотя бы только тех, что переведены на русский язык, мы обнаружим любопытный факт. Героини большинства этих шедевров мировой литературы — продажные женщины, обитательницы «весёлых кварталов» Эдо, Киото или Осака. Кварталы любви… Прибежище загулявших купцов, скрывающихся под широкополыми шляпами самураев, игроков и актёров. Обитель роскоши и нищеты, красоты и уродства, где смех легко переходит в слёзы и безудержное веселье сменяется безысходным отчаянием. Колыбель утончённого варварства, культа изощрённых плотских наслаждений. Источник неисчислимых причуд моды, легенд о несчастной любви и зловещих преданий о двойных самоубийствах…
Институт гетер в таких странах, как Китай, Корея и Япония, существовал с незапамятных времён. В средние века каждый большой город мог похвалиться фешенебельными домами терпимости с «товаром» на любой вкус. Но лишь в начале XVII в. правительство Токугава, заботясь о нравственности подданных, санкционировало вынесение «весёлых кварталов» за городскую черту. Так возникли мегаполисы «свободной любви» со своей обособленной жизнью — Ёсивара близ Эдо (в 1617 г.) и Симабара близ Киото (в 1640 г.).
Многотысячное население «кварталов цветов» (кагай) помимо естественного прироста регулярно пополнялось за счёт оптовых закупок в провинции, где умиравшие от голода крестьяне, отцы многодетных семейств, по сходной цене продавали дочерей. Обычай продажи девочек в «чайные дома» настолько укоренился в эпоху позднего средневековья, что стал чуть ли не нормой для крестьян центральных провинций.
Чаще всего девочку продавали в возрасте от десяти до тринадцати лет, с тем чтобы она на первых порах прислуживала гетерам высшего разряда и обучалась искусству обольщения. Курс наук, который предстояло освоить будущей дзёро, составил бы предмет зависти любой дамы высшего света. Сюда входило не только изучение альковных тайн, но также знание хороших манер и правильного столичного произношения, умение модно одеваться, гримироваться, делать сложные причёски. В течение нескольких лет гетера овладевала секретами «чайной церемонии», аранжировки цветов, угадывания запахов, игры в облавные шашки и го. Она должна была исчерпать программу классического образования, проштудировав все основные отечественные, а иногда и китайские, литературные памятники, чтобы потом в беседе с начитанным гостем небрежно обронить нужную цитату или разгадать каламбур. Гетере необходимо было безупречно писать, соперничая изяществом почерка с прославленными каллиграфами, — иначе богатый покровитель не принял бы её любовного послания. А на письмо какого-нибудь пылкого юноши из хорошей семьи нужно было уметь ответить изящными любовными стихами. Совершенствование в танцах, пении и игре на трёхструнном сямисэне или цитре-кото довершало комплекс познаний юной дзёро.
Стоит ли удивляться, что гетеры, чьи врождённые способности и приобретённые навыки оттачивались ежедневным общением с требовательными гостями, были самыми образованными и самыми привлекательными женщинами своего времени. Гетеры служили моделями прославленным художникам — Харунобу, Киёнага, Утамаро, Тоёкуни. Гетеры, овеянные романтическим ореолом, изображались в романах, повестях, новеллах, драмах, народных балладах.
В феодальной Японии, где брак заключался исключительно по расчёту, как бы ни была умна и миловидна жена, она всегда представляла для мужа лишь необходимое дополнение к домашнему очагу. В семейных отношениях понятие «любовь» как синоним страсти не существовало для буржуа Эдо или Осака. Жена была фамильной собственностью, иногда полезным советчиком, а главное — средством для продолжения рода в установленных общественных рамках. Измена жены каралась смертной казнью, в то время как мужу не возбранялось проводить ночи с «цветами любви», если только он не ставил под угрозу благополучие дома. Многие мужчины охотно пользовались своими привилегиями, даря благосклонность пленительным дзёро. Когда же, себе на беду, какой-нибудь купец влюблялся в красавицу-гетеру, история нередко принимала трагический оборот — отчаявшиеся любовники совершали двойное самоубийство (синдзю) в надежде на счастливое супружество, которое ожидает их в следующем перерождении.
Несмотря на то что знаменитые дзёро могли равняться славой со звёздами Кабуки и являлись поистине законодательницами мод в больших городах, участь их была плачевна. Тоска одиночества, горькие жалобы на жестокость жизни, на невозможность воссоединения с любимым звучат в песнях «весёлых кварталов».
Девушки, наиболее щедро одарённые природой, становились гетерами высшего разряда, тайфу, и пользовались расположением самых знатных гостей, но даже они были не вольны распоряжаться своей судьбой. Три четверти доходов от щедрот посетителей отчислялось владельцу заведения, а остальное уходило на косметику и наряды. Дзёро могла надеяться лишь на прихоть богача, который внёс бы за неё выкуп и взял на содержание, что случалось крайне редко. Обычно дзёро взрослела, а затем и «старела» в стенах своего чайного дома. После двадцати лет она неизбежно переходила из тайфу во второй разряд — тэндзин, затем в третий — какой, четвёртый — хасицубонэ, и так до низшего — сока. Предельным возрастом для «цветка любви» было двадцать пять — двадцать семь лет. Перешагнувшие роковой рубеж женщины безжалостно выбрасывались на улицу, где они нищенствовали и вскоре умирали.
Фольклор «весёлых кварталов», плоть от плоти культуры укиё, вобрал в себя все достижения многовекового народного песенного искусства. Профессиональные литераторы, посещавшие кварталы любви, записывали и обрабатывали сочинения неизвестных поэтесс. Песни коута и фуси появлялись в новеллах и драмах, на популярных гравюрах, выходили уже в XVI в. отдельными изданиями. Они начали завоёвывать популярность с публикацией в 1600 г. книги «Песенки Рютацу», составленной, как это ни удивительно, монахом из секты Нитирэн. В дальнейшем все произведения вольного городского фольклора стали именоваться в честь сборника Рютацу «песенки» — коута. Иногда, впрочем, употреблялось другое название — фуси, т. е. «напевы». Со временем фуси стали отделяться от коута, образовав новые жанры, например, сюжетные баллады (нанива буси). В свою очередь, баллады сливались с драматическими сказами дзёрури, составившими фольклорную основу «бытовых» пьес Тикамацу и его современников. В эпоху Токугава увидели свет такие книги, как «Собрание песенок нашего мира» (1688–1703), «Сосновые иглы» (1703), «Песни птиц и мошек, записанные в горной хижине» (1771), «Старинные песенки-оленята из Ёсивары» (1819) и многие Другие. Составители сборников, боявшиеся обнаружить свою причастность к низменному жанру, лирике «цветов», сохраняли инкогнито.
В XX в. лирика «весёлых кварталов» издавалась неоднократно, хотя, может быть, и не в полном объёме. Источниками для нашей книги послужили аутентичные тексты сборников коута, объединённые в издании «Киндай каё сю» (Токио, Юходо, 1926), и коллекция песен «Минъё» Мацухара Ивао (Токио, Синсэйдо, 1926).