Сложил в знойный день,
слушая пенье цикад
До того безутешно
причитают цикады в ветвях,
что от их верещанья
стала вовсе невыносимой
духота в этот летний полдень.
В окружении слуг
наблюдаю рябь на воде
Осень настала.
Прозрачны до самого дна
стылые воды,
но ветер подует — и вновь
рябью подёрнется пруд…
21-го числа 1-й луны
с этим стихотворением
преподношу отцу моему, сёгуну,
по случаю его пятидесятилетия
подставку для кубков
Журавль с черепахой[28]
недолго живут на земле
в сравнении с веком,
который тебе предстоит,
отец мой, властитель страны!
В гостях
у одного из придворных
созерцаю лодку
на глади пруда
Ей не страшны
ни ветра стремительный натиск,
ни ярость волн —
этой лодке для водных прогулок,
будто ставшей частицею сада…
Журавль, залетевший во двор
Говорят, что журавль
навевает о детях раздумья,
благодатью дарит, —
но от криков этого гостя
и жена терпенья лишилась!
* * *
Казалось, бесследно
растаял в Ёсино снег
на горных отрогах, —
а нынче опять замело
Мисима[29] цветочной пургой…
* * *
Глициний цветы
оплели берега Суминоэ —[30]
и медлят с отплытьем
корабли, что сюда завернули,
привлечённые ароматом…
На площадке
для любования снегом
в гостях у одного из придворных
Вдруг захотелось
взглянуть на вершину Фудзи —
долго любуюсь
из беседки у самых склонов
закатным солнцем и снегом…
Лотосы
У пруда постоял,
где от лотосов свежестью веет…
Сам не знаю, когда
пропитались все складки платья
несказанным благоуханьем.
Приход осени
Ветра порывы
стон исторгают из струн —
в музыке кото[31]
чудятся мне напевы
осени наступившей… —
* * *
На осеннем лугу
отцветают душистые хаги —
и уже не спешит
до ночлега добраться странник,
дивным зрелищем залюбовавшись…
Хаги
К подруге взывая,
трубит одинокий олень, —
должно быть, сегодня
прекрасна равнина Мацо,[32]
где жёлтые хаги в цвету…
* * *
Лето минуло.
Вот уж и осень пришла.
Долго и грустно
шелестят в саду перед домом
пожелтевшие листья оги…[33]
Начало зимы
Как будто проведав,
что нынче начало зимы,
макушки склоняют
и глухо гудят на ветру
деревья в окрестных горах…
Будто бы зная,
что осень подходит к концу,
заверещали
жалобно и безысходно
в кронах деревьев цикады…
Тидори
При свете луны
так явственны очертанья!
На глади морской,
ночную бухту встревожив,
резвится стайка тидори…
Журавли
Светло на душе,
когда журавлиные стаи
осенней порой
опускаются на побережье
к белоснежным волнам Суминоэ…
Огонь в очаге
Одинокий старик
в грустных думах ночь коротает,
прикорнув у огня.
Если бы не угли в жаровне,
как бы дожил он до рассвета?..
Застава
И следа не найти
от строений дорожной заставы
здесь, на Фува-горе,[35]
где когда-то, в давние лета
столько странников перебывало…
Цикады
Поздняя осень.
Осыпаются хаги в полях.
Как приглушённо
свисту ветра вечернего вторят
голоса цикад в полумраке!..
* * *
Закатной зарёю
восточные горы вдали
сегодня пылают —
и кажется вдвое прекрасней
осенних клёнов багрянец…
Ветер бушует,
и мечется пламя костра
в бликах холодных, —
верно, на клёны в горах
снова обрушится град…
Лёд
вернуться
18-й год Кёхо — 1734 г. В Японии летосчисление велось по годам правления императора, которые получали некое символическое название (девиз правления).
вернуться
журавль и черепаха олицетворяют долголетие. Поверье гласит, что журавль живёт 100 лет, а черепаха — 1000.
вернуться
Мисима — город в центральной Японии на тракте Токайдо, в пров. Суруга, у отрогов Фудзи.
вернуться
Суминоэ — прославленное в «поэтической географии» Японии побережье вблизи Осака. Особенно знамениты поющие на ветру парные сосны в Сумицоэ (с раздвоенным стволом).
вернуться
кото — японский струнный инструмент, напоминающий цитру.
вернуться
Мацо — небольшая равнина к западу от г. Кобэ. В «Поэтической географии» страны славились красотой цветущих хаги.
вернуться
оги — мискант сахароцветный (Miscanthus sacchariflorus).
вернуться
Последний день 9 й луны считается днём окончания осени.
вернуться
Фува — воспетая поэтами древности застава эпохи Нара (VIII в.) на стыке провинций Оми и Мино.
вернуться
Кагура (букв. «месяц синтоистских мистерий») — поэтическое незнание одиннадцатого месяца по лунному календарю.