Варваре Михайловне вдруг до слез стало одиноко, скучно. Может, Андрей был прав, и она действительно зря поехала на стройку? Помощь ее почти не нужна, она больше копается на трассе, чем лечит, а дома и в больнице как-никак спокойнее. В лагере нет элементарных гигиенических условий, не всегда достанешь теплой воды почистить зубы; чтобы помыть на ночь ноги, нужно бежать под откос на Омутовку, а что сталось с ее маникюром? Лак облез, и совершенно бесполезно красить ногти. Варваре Михайловне вспомнилась обжитая, уютная квартира, диван в спальне под фикусом: это был их любимый уголок. Андрей обычно читал вслух книгу, она вышивала коврик-апплике к никелированной кроватке сына; или играли в четыре руки на пианино. А то шли в театр, на концерт в филармонию. Может, бросить все и вернуться в город? Как ей все опостылело: и этот карьер, и шалаш с тощей постелью на земле, и новые подруги, даже Молостов потускнел. «Кстати, Молостов, что у него за странный тон?!» Варвара Михайловна вдруг посмотрела на их отношения совсем другим взглядом. «Он глаз с меня не спускает, не отстает. Это просто неприлично, я должна его одернуть, поставить на место, у меня муж. В конце концов люди могут заметить… Ой, да ничего мне здесь не нужно, скорее бы к родным, в семью».
Не признаваясь в том самой себе, Варвара Михайловна боялась встретить мужчину красивого и более обаятельного, чем ее Андрюша. В девичестве она несколько раз влюблялась, но то было до брака, а потому «несерьезно». Знакомство с Молостовым напомнило ей, что на свете много интересных холостяков. И теперь Варвара Михайловна обрадовалась, что дорожный техник не затронул ее сердце. «Какой-то он беспризорный. Таких женщины просто жалеют».
Из-за обрыва горы послышался шум мотора и показалась чашинская трехтонка. Жогалев с ходу повернул ее кузовом к высокому и длинному штабелю камней, откинул железные скобки, спустил борт. Забавина поставила ногу на колесо, ловко соскочила на землю, усыпанную околом, щебнем.
— Привезла рыбки? — спросил щуплый, с пушком вокруг рта камнелом. — Аль даром скатала?
— У меня, миленький, ничего не срывается.
И, покосившись на фельдшерицу, Забавина, как-то вызывающе выпятив грудь, подошла к вылезавшему из карьера Молостову. На ее красивом, пышущем здоровьем лице заиграла несколько вкрадчивая, счастливая улыбка. Варвара Михайловна услышала, как она сказала:
— Ну, хозяйственная комиссия, можешь осмотреть покупку.
— Значит, сегодня с ухой? — весело отозвался Молостов.
— Любителям могу и поджарить.
Она засмеялась, кончиком языка облизнула жадную нижнюю, чуть выдававшуюся губу. Варвара Михайловна сделала оживленное лицо, шагнула к Порфишину, открыла рот, чтобы спросить: «Отправили, Елисеич, дочкам посылку?», да вовремя вспомнила, что уже два раза об этом заговаривала, и, не зная, куда себя деть, задержалась возле Жогалева. Шофер вытирал паклей грязные руки. Десятник уже отмерил камень металлическим складным метром, и его начали грузить в кузов трехтонки.
— Так и вас, Костя, мобилизовали на трассу? — спросила Камынина и как бы безразлично повела глазами на техника и бывшую официантку. — Теперь до окончания шоссе?
— Начальнику с горки видней. Рабочий народ у нас через каждые три недели меняют, может, и про меня бог вспомнит. — И Жогалев, тоже покосившись на Молостова, зачастил с тем заученным подъемом, за которым таилось полнейшее равнодушие. — Будем жать на всю железку. Если потребуют райком партии и райсовет трудящихся, зазимую тут. Дам подписку на целый год времени, как на заем. Это наша сознательная обязанность всего населения, потому как народная стройка… — И вдруг совсем другим голосом заорал на камнеломов: — Иль у вас помороки отбило? Куда грузите, что это вам, трактор? До ночи буксовать буду в овражке за Бабынином?
И, проворно подскочив к машине, стал закрывать борт.
— А ты делай стахановскую возку.
— Беспременно. Только сперва схожу в отпуск, покурортюсь у тещи в деревне, а то портки спадают.
— Небось на «левую-то» хоть сейчас готов? — засмеялся один из грузчиков, опуская лопату.
Шофер нажал на клаксон.
— Отправление дано, айда по местам согласно купленным билетам. Павел Антонович, вы в кабину? В кузов? На камнях неудобно. Может, вам желательно, Варвара Михайловна? Вот и красота: прошу к нашему шалашу.