— Но у тебя ведь есть заработок.
— Зимой у меня нет работы, а прошлое лето в этом отношении было хуже зимы.
— К сожалению, я ничего не могу тебе предложить, — раздраженно сказал Иса. Она покорно поднялась и тихо проговорила:
— Нет, в зимнее время я ничего не смогу заработать. А тебе нужна служанка.
Ее настойчивость лишь еще больше разозлила его. Все же он спросил:
— Почему бы тебе не поехать на зиму в Каир?
Она подняла на него удивленные глаза, словно он сказал что-то совершенно уму непостижимое, и просто ответила:
— Но ведь я здешняя.
— У тебя нет родственников?
— Конечно, есть, но я не могу к ним возвратиться.
— Боишься встретиться с ними?
— Они живут в Танте, я сама оттуда родом.
Раздраженный затянувшимся разговором, Иса оборвал ее:
— Ну, как хочешь. У меня нет больше времени…
Она вышла в другую комнату, чтобы одеться.
«А ведь между нами есть что-то общее, — подумал Иса. — Общество не признает нас».
Женщина возвратилась. Она, по-видимому, отчаялась в своих попытках добиться расположения Исы. Увидев семейную фотографию, висевшую на стене, спросила:
— Твои родные?
Невольно рассмеявшись, Иса сказал:
— А ты плутовка!
Она тоже заулыбалась. Затем, сделавшись серьезной, поинтересовалась:
— Ты из Александрии?
— Нет…
— Работаешь здесь чиновником?
— Похоже на то… Эх, ты, следователь! Хватит, пошли…
Она попросила денег. Он дал ей совсем немного и в первый раз за это утро пожалел ее.
Вместе они вышли из квартиры и расстались возле самого дома на улице. Чувствуя голод, Иса направился в ближайшую закусочную. Потом зашел в первый попавшийся кинотеатр: надо было как-то убить время между тремя и шестью часами. После кинотеатра посидел немного в кафе, прочитал вечернюю газету. Около девяти часов вечера направился в ресторан, где был накануне. Послушал музыку, понаблюдал за танцующими, выпил коньяку, захмелел. Захотелось вновь услышать голос таинственного собеседника, поносящего весь мир. Потом вспомнил Самира. И, как бы продолжая с ним разговор, тихо сказал:
— Ты знаешь, мне тоже захотелось приобщиться к суфизму…
Улыбнулся. Затем обратился к самому себе:
— Ты не думаешь о будущем… Конечно, надо передохнуть после перенесенного… И не огорчайся, что ты так ничтожен — такова судьба…
Около полуночи отправился домой. Подойдя к дому, он заметил темную фигурку, сидевшую у входа. Это была ночная знакомая. Она легко вскочила ему навстречу. Иса удивленно всматривался в ее лицо, на котором застыла смущенная улыбка.
— Ты возвращаешься в свое обычное время, — весело сказала она.
После некоторого колебания Иса спросил:
— Что ты здесь делаешь?
Она осторожно взяла его под руку:
— Я ждала тебя… Думала: хоть бы ты пришел один…
Ее ласковый голос подействовал на него. Он несколько смягчился.
Уже подымаясь по лестнице, спросил:
— Как тебя зовут?
— Рири…
Иса засмеялся:
— Да, по имени сразу видно, что ты из Танты…
— В Александрии оно тоже встречается, — возразила она. Затем после короткой паузы добавила: — Чует мое сердце, что ты оставишь меня у себя, правда?..
16
Иса разрешил Рири остаться — уж очень ей этого хотелось. Но с самого начала он дал понять, что не потерпит никаких вольностей: человек он свободный, я она не должна вмешиваться в его дела — даже если каждую ночь он будет приводить новую женщину… Рири на все была согласна. Иса не мог не заметить, что с приходом Рири в доме многое изменилось. Она, казалось, вдохнула жизнь в запустелую обстановку уединенного жилища. Все засверкало чистотой. Стало веселее в этих стенах.
В новом платье, купленном Исой, она выглядела довольно привлекательной. Всем своим видом она выражала готовность повиноваться любому его желанию. Роль служанки (конечно, не госпожи) Рири исполняла легко и непринужденно. Старалась ничем не обременять Ису. Вместе ели, пили, курили — большего она не требовала, да и Иса не давал повода: никаких нежных слов, ничего…
— Я обо всех думаю плохо, — как-то признался он ей. — Такой уж стал. Мне не хотелось бы думать так же и о тебе!
Вскоре зима полностью вступила в свои права и погода окончательно испортилась. Вечерами Иса был вынужден сидеть дома. Нередко, уединившись, он погружался в чтение, иногда же они вместе слушали радио или болтали о разных пустяках. Часто ему казалось, что Рири — это символ его новой жизни, того дна, на которое он ныне опустился. В такие минуты он ненавидел ее и всячески старался уязвить. Ее полное округлое лицо искажала гримаса с трудом сдерживаемого гнева. Казалось, она вот-вот бросится на своего обидчика — так научила ее улица. Впрочем, Рири пыталась не проявлять своих чувств. Только дрожащие губы и гневный взгляд выдавали ее, говоря о внутренней борьбе.