С деланным пренебрежением Шукри-паша наконец ответил:
— Пожары прекратятся, когда огонь сделает свое дело!
Круглые глаза Исы загорелись любопытством: Шукри-паша, видимо, что-то знает…
— Может быть, все эти события вызваны глупым недовольством толпы? — спросил Иса, вновь пытаясь вызвать его на откровенность.
Шукри-паша сдержанно улыбнулся.
— Было и недовольство, но за ним скрывается ненависть. Недовольство и в самом деле трудно объяснить. Но ненависть всегда действует по определенному плану.
— Как это могло произойти, если у власти стоит наша партия?
Сухо рассмеявшись, Шукри-паша ответил:
— День сегодня подобен темной ночи, когда небо покрыто тучами. Подожди немного, разберемся, где голова, а где ноги…
Иса тяжело вздохнул и робко спросил:
— Может быть, здесь приложили руку другие партии?
Шукри-паша презрительно опустил углы тонких губ.
— Не думаю. Они настолько слабы, что вряд ли способны что-нибудь сделать.
— Кто же все-таки виноват? — воскликнул Иса, недоверчиво глядя на пашу.
— Не все так просто, как ты думаешь. Возможно, были даны указания из королевского дворца. Кто знает, может быть, здесь не обошлось и без английских шпионов, привыкших к таким делам. Лично мне кажется, что поначалу волнения возникли стихийно, а злоумышленники воспользовались благоприятным случаем…
— Чем же закончится борьба в зоне канала? — спросил Иса, чувствуя, как страх, притаившийся было в глубине души, опять охватывает его, Шукри-паша молчал, подкручивая по привычке свои седые усы. Откинув назад голову, он некоторое время глядел на потолок, залитый светом люстры. Потом, не нарушая молчания, грустно посмотрел на сидящего перед ним молодого человека.
Пытаясь приободрить себя и отогнать мучивший его страх, Иса воскликнул:
— Горе тому, кто попытается помешать нашей борьбе!
Однако эти слова не вызвали у паши никакого энтузиазма. Сохраняя скептическое выражение лица, Шукри-паша лишь заметил:
— Посмотрим, посмотрим… Важно, что последует за всем этим….
— Сегодня уже второй раз, — начал Иса, — мне вспоминаются слова сенатора ас-Сальгуби, оказанные им после ликвидации договора: «На все воля божья. Близок наш конец…»
— Нет, нет, что ты. О чем ты говоришь?! — сказал Шукри-паша со снисходительной улыбкой. — Может быть, нас ждет тяжелое поражение, но что бы ни случилось, сломить нас никому не удастся, и мы даже станем в конце концов сильнее, чем прежде…
Зазвенел телефон. Паша взял трубку. По мере того, как он слушал, выражение его лица становилось все более озабоченным. Закончив разговор, он сказал Исе:
— Объявлено чрезвычайное положение…
В комнате воцарилось тягостное молчание. Иса первым нарушил его:
— Наверное… так нужно для поимки преступников, — пробормотал он.
Погруженный в свои невеселые раздумья, Шукри-паша некоторое время ничего не отвечал.
— Куда это годится: чрезвычайное положение, когда наша партия у власти, — снова заговорил Иса. И сокрушенно добавил: — Ну и дела…
Нахмурившись, Шукри-паша мрачно сказал:
— При чем тут наша партия? Мы ни в чем не виноваты!
3
— Ну вот я и снят с должности начальника канцелярии министра, — сказал Иса. — Подписан приказ о моем переводе в архив.
Мать внимательно посмотрела на него. Ее поблекшее старческое лицо, которому плотно сжатые губы и острый подбородок придавали решительное выражение, было покрыто морщинами; глаза уже давно потеряли былой блеск.
— Не огорчайся, — утешала она сына, который был удивительно похож на нее. — То ли бывает. Ты еще возьмешь свое, аллах нас не забудет…
Они сидели вдвоем в гостиной. Широкая застекленная дверь балкона, выходившего на улицу, была плотно прикрыта. За окнами хозяйничал ветер, раскачивая ветви деревьев. На небе хмурились тучи, словно они были недовольны тем, что происходило внизу, на земле.
Накануне правительство было вынуждено уйти в отставку. Многие ответственные чиновники, особенно те, кто имел какое-либо отношение к волнениям в зоне канала, были сняты со своих постов.
Мать Исы не видела ничего необычного во всех этих событиях. Она вовсе не склонна была предаваться отчаянию: уже привыкла, что любые приливы и отливы в изменчивой политической обстановке, как правило, были на руку ее любимому сыну. Старая и малограмотная, она тем не менее довольно внимательно следила за происходящим вокруг и неплохо разбиралась во всем, что могло как-то повлиять на положение и судьбу сына. Она искренне гордилась им и слепо верила всему, что он говорил, восхищалась его успехами на служебном поприще. Еще бы, ведь ее покойный муж всю жизнь до самой смерти оставался безвестным маленьким чиновником!