Подвал этот стал местом наших тайных встреч. Мы устроили в нем что-то вроде партизанского штаба. Особенно хорошо в нем было зимой — на улице мороз, а нам, засевшим среди покрытых изоляцией труб тепло, мы хвастаемся друг перед другом своими сокровищами: найденным на перекрестке около дома: задним фонарем от «Москвича», ржавой, изогнутой водопроводной трубой, потерянным вымпелом с золотым профилем Ленина, и припасенными кусками карбида. Карбид, как и свинец, у нас в особой цене. Свинец можно выплавлять на костре, наливая его в старую консервную банку, и, когда он уже совсем расплавился, опрокидывая раскаленную железяку в формочку. Когда он застывает, получаются замечательные, тускло-металлического света битки. Карбид- вещество взрывчатое, он идет к свинцу по весу, как один к трем. Карбид, когда его бросаешь в лужу, шипит, едкая вонь плывет в воздухе, потом белые склизкие куски взрываются белым пламенем, вызывая одобрительные возгласы собравшихся.
Как-то раз после школы я занес домой портфель, небрежно сообщил бабушке, что пошел гулять и тут же спустился в подвал. Валерки еще не было. В подвале было удивительно тихо, только где-то вдалеке капала вода из прохудившейся трубы.
Неожиданно дом задрожал. Глухие басы встряхнули трубы и перекрытия, посыпалась цементная пыль.
Рядом с домом остановилось что-то, издающее этот мощный гул, этот ритм мотора, захватывающий сердце. Так мог рычать только танк.
Я выглянул из подвального окошечка. Взгляд мой уперся в перепачканные глиной массивные, танковые гусеницы. Около дома стоял громадный бульдозер, плюющийся облачками синего, вонючего дыма.
Мне ужасно захотелось посидеть на месте водителя этого мастодонта. Я вылез из подвала и начал карабкаться по огромным гусеницам наверх, к кабине. Я боялся, что бульдозер тронется, и раздавит меня с ботинками, шапкой-ушанкой и синтетической шубой.
Водительская кабина была пуста. На сиденье лежали пачка «Беломора» и замызганный коробок спичек. Я покрутил коробок в руках, неведомый бульдозерист почему-то засовывал сожженные спички с обратной стороны темно-фиолетовой коробочки.
Мне ужасно хотелось взять папиросу, похвастаться перед друзьями, но я сдержался.
Около пачки папирос были сложены зеленоватые бумажки с плохо пропечатанными полосками. Накладная, — прочел я. — Солярка, три, ноль ноль эл. Чего эл, литров что-ли? От бумажек веяло чем-то официальным, почти секретным, государственным. Буква «Л» большая, с расплывшимся внизу чернильным завитком. Под ней подпись, и еще одна, и фиолетовая печать. И корявые цифры.
Повинуюясь какому-то странному импульсу, я схватил разграфленную бумажку, спрыгнул с гусениц в жидкую грязь и спрятался в подвале.
Вскоре появился Валерка.
— Саня, ты здесь, что-ли? — Он напуган. — У папки накладная на топливо из бульдозера пропала, он ругается, злой как черт.
— Накладная? — Мне стало не по себе. — А как она выглядит?
— Не знаю, — Валера начал плакать, размазывая сопли. — Он к мамке как раз приехал в обед с работы, выпил еще как назло, а тут… Он говорит — новый бульдозер, первый день доверили, а теперь с работы вышибут и нам жрать будет нечего.
— Погоди, — я вдруг придумал выход из создавшейся ситуации. — Я когда в подъезд заходил, вот это нашел, — я протянул Валерке листочки, похищенные из бульдозера. — Может это твой батя потерял?
— Ух ты, — Валерка счастлив. — Я сейчас его спрошу, подождешь меня, ладно?
— Пап, пап, — заорал Валерка, протискиваясь через окошечко. — Нашлась, нашлась!
— Твою так. Откуда… — Рев Валеркиного отца проникает сквозь стены.
— Уфф. Успокоился, — доверительно сообщил мне Валерка спустя полчаса. — Ну и натерпелся я страха. Как хорошо, что ты эту бумажку нашел…
— Да ладно, — мне стало стыдно. — Я так и подумал, мол, мало ли, документ все-таки.
Летом далекого будущего года мы снимали крохотную комнатку в Юрмале. Песчаные дюны, прохладное море, пенистое пиво из автоматов и столовая около станции — все это пролетело как сон. В последних числах августа я вернулся в Москву.
— Хорошо, что ты приехал, — буркнул наш завхоз Алик. — Завтра с утра придет грузовик, поедешь на мебельный комбинат получать лабораторные столы. Больше некому. А столы нужны, сам понимаешь.
Институтский водитель курил и ругался. Мы тряслись где-то на Варшавском шоссе, и наконец свернули на разбитую дорогу, ведущую к унылому комбинату, обнесенному колючей проволокой.
— Мы за столами, — я сунул пачку бумаг усталой женщине средних лет, сидевшей в приемной
— А в бухгалтерии подпись получили?
— Нет еще, а надо?
— Идите в бухгалтерию, пусть они завизируют, потом в транспортный отдел, как транспортный отдел подвишет — снова ко мне, я выдам накладную и поедете на третий склад.
После двухчасовой беготни по кабинетам и ожидания разнообразных ответственных лиц — бухгалтерши, ушедшей на обед начальницы транспортного отдела, перекуривающих грузчиков и прочих, заветная накладная была наконец получена и наш «ГАЗик» оказался около третьего склада.
— Чего забираем, мужики? — Осведомился щупленький мужичок в брезентовой курточке.
— Пять лабораторных столов.
— Это можно, — рассудительно согласился мужичок. — Сейчас, погрузчик освободится… А как насчет, ну сам понимаешь?
— У меня только пятерка, — я с сожалением посмотрел на последнюю бумажку в исхудавшем после отпуска кошельке.
— Не жирно, но тоже сойдет, — подмигнул щупленький работник склада.
— Стой! Куда столы грузите? Где документы? — в складском проходе показался парень в темном халате. Выглядел парень не ахти как: не то уголовник, не то дружинник.
— Не волнуйся, начальник, документы в порядке.
— Накладная, накладная есть? Вы здесь возите туда-сюда, а мне потом разбираться.
— Да вот накладная, все подписи вроде получил. — Я протянул заветные бумажки
— Так… — Вроде все подписали. Ты, друг, слышишь, не обижайся. Эти за бутылку весь склад вынесут. А мне отвечать, понимаешь?
— Валерий Петрович, — крикнула необъятного размера складовщица, вылезшая из здания. — К телефону вас. Директор…
— Сейчас… — буркнул заведующий. — Только подпишу: разрешаю на вывоз, Глазков.
— Знакомая фамилия, — поразился я. — Ты случайно не на Театральном проезде жил?
— Точно, — у парня от неожиданности отвисла челюсть.
— Валерка, а ты меня не узнаешь? Как мы в подвале сидели? Помнишь, я еще накладную твоего бати нашел?
— Е-мое, — протянул Валера. Так ты что, тот самый Саня? Ну ничего себе, не узнать.
— Тебя тоже не узнать. Как живешь-то?
— Нормально. ПТУ закончил, потом курсы повышения квалификации. Вот, заведующим складом работаю. А ты чего, мебель возишь?
— Да нет, обычный сотрудник в НИИ. Просто никого больше на работе не нашлось, вот меня и послали.
— Валерий Петрович, говорят же вам, директор на линии, — зашипела толстая тетка. — Ну сколько можно ждать?
— Да бегу, бегу. Ну пока, Санек, рад был повидаться. Смотри, накладную не потеряй, без нее с территории не выпустят.
— Счастливо, Валерка. Может еще пересечемся.
— А батя-то мой помер, уже лет пять как будет. — крикнул Валерка вслед. — Пил много.
Грузовик выехал к пропускному пункту. Вахтер долго рассматривал накладную, потом махнул рукой, и машина выкатилась на пыльную Московскую улицу. Я тогда подумал, что жизнь наша крутится вокруг проклятых бумажек со штампами и печатями, от свидетельства о рождении до накладной, и круговорот этот передается от отца к сыну.