— Думаешь — это предупреждение? — задумчиво сказала я. — Было бы здорово. Тогда те, кому грозит опасность, не будут сердиться, что им не дают их же портретов. Костя, ты согласен подождать?
Он посмотрел на камень и кивнул.
— Приступайте. А я тут за вами пригляжу.
Не очень-то прячась (парень ведь и в самом деле не знает в лицо не знает, чьи рисунки рассматривал), просто не оборачиваясь, Женя, серьёзный и собранный, как никогда, быстро ушёл чуть в сторону. С собой, чтобы ему не возвращаться к своему месту, мы дали ему мою папку и несколько чистых листов. Карандаш у него был свой — машинально взял, когда мы его позвали к себе.
— Знаешь, что самое интересное? — пробормотала я, пристраивая сумочку на колени вместо опоры папки — для листов. — А ведь этот парень шёл именно к Женьке. Хороших портретистов на курсе у Женьки много. И он сам говорил, что не очень охотно рисует портреты. Конёк у него всё-таки акварель… Спросить бы Михаила, шёл ли он целенаправленно именно ко мне…
— Они как будто за помощью к вам идут, — тихо подытожил Костя, приглядываясь к парню в бейсболке, который уже сидел на камне, а кто-то из предупреждённых однокурсников Жени начал его рисовать. — Или их тянет именно к вам. Подсознательно. Ты позволишь посидеть рядом? Посмотреть, как это будет?
— Он ещё спрашивает, — проворчала я, отодвигаясь.
Он сел, но не просто рядом, а положил одну руку на плечо мне — так, что я словно в кресле оказалась — в мягком и тёплом.
Я взглянула на «натурщика». Тот сидел всего метрах в пяти от нас. И, видимо, ему сказали, что сидеть может спокойно и свободно. Поэтому он время от времени посматривал по сторонам, а однажды даже к нам с Костей повернулся — улыбнуться. Его друзья тоже позировали ребятам неподалёку.
Кончик карандаша коснулся белой бумаги. Бейсболку парень снял, и я неуверенно провела первые линии его лица, собираясь затем заняться его длинноватыми волосами, которые сразу начал трепать ветер…
… Кто-то сильно держал мои руки и не давал двигаться. От испуга и неожиданности я начала вырываться из рук неизвестного.
— Отпусти! Ты что?!
— Пришла в себя? — тихо спросил Костя, крепко обнявший меня — и так, будто спрятав меня всем своим телом. — Точно — пришла? Сиди смирно — я пошёл к Женьке. Кажется, у него то же самое. Э, нет. Лист я забираю с собой. Пока не вернулся — не смей рисовать его. Ясно?
— Ясно, — прошептала я ошеломлённо. Но сидела на месте недолго — быстро вскочила с камня и побежала за Костей. Мне необходимо было увидеть, как выглядит человек в момент автописьма. Как выглядит человек, который рисует смерть. Рисунка моего я не видела ещё, но сообразила сразу, что именно там получилось и почему Костя так резко вывел меня из автописьма.
Женя сидел на скамье, неподалёку от своих ребят. Здесь было много кустов шиповника, уже облетевших, хотя кое-где всё ещё цвели на корявых ветках сладко пахучие маленькие розы бледно-малинового цвета.
Чуть обогнав Костю, но взяв его за руку, я подошла с ним к скамье.
Молодой художник сидел, глядя на натурщика отстранённо. Неподвижные зелёные глаза словно заледенели на одной точке. Не на бумаге. Но руки… Они двигались так, что при общем бесстрастии Жени казалось — живы лишь они. Выглядел он мало того что странно, так ещё и даже пугающе. В общей толчее этого пока никто не замечал, но ведь на него в любой момент обратить внимание могут!
Неужели и я так выгляжу, когда меня застаёт автоматическое письмо?!
Костя облизал губы, остановился, снова повелительно кивнув мне стоять на месте. Затем приблизился к Жене и легко ударил ребром ладони по его кисти. Секунды… Пальцы Жени разжались будто сами. Карандаш выпал и, ударившись о землю, рикошетом отлетел куда-то под ближайший камень. Рука с распяленными пальцами застыла в воздухе. Левая продолжала сжимать листы.
Холодные глаза Женьки будто облились жизнью. Он заморгал — и я вспомнила, что делаю то же самое, когда уходит состояние автописьма. Неужели в этом состоянии глаза не моргают и поэтому сохнут? Из-за этого кажутся колючими…
— Жень, — тихо позвала я, присаживаясь рядом. — Ты как?
Костя, чем-то раздражённый, сел рядом со мной и высказался:
— Так нельзя! Вы оба в таком состоянии беспомощны. А если кто-нибудь подойдёт и что-нибудь с вами сделает? Дураков на свете много! Ну ладно — Алёна под моей защитой, а ты? Нужен кто-то, кто бы тебя сторожил во время автописьма!