— Здравствуйте, Светлана Валерьевна! Меня муж подвез.
Светлана удивленно взглянула на нее.
— Так тебе же идти минут десять.
— Мы с мужем вчера на картинг ездили, — замогильным голосом сообщила Таня, — друзья позвали. В выходной, говорят, там народу слишком много. Вот мы на неделе и собрались.
— Ну и как? — заинтересовалась Светлана, отвлекаясь от погодной хандры.
— Там здорово! Огромный ангар, в центре платформа для тех, кто ждет своей очереди, а внизу трасса, — блеснула Таня новой терминологией, — ужасно сложная! Столько поворотов!
— Наверное, только молодежь катается?
— Что вы! Кого только нет! Мы сами удивились. На платформе уютное кафе, можно заказать напитки, перекусить. Вы же знаете, у меня всегда к вечеру аппетит разыгрывается, — рассказывала Таня, с тихим стоном переобуваясь.
— Да что с тобой сегодня? — забеспокоилась Светлана. — Рассказывай скорее, ты меня пугаешь.
— Я и рассказываю. Поехала, чтобы компанию составить, но меня убедили попробовать. Зачем я это сделала? — Танечка так осторожно опустилась на стул, словно на голове у нее красовалась хрустальная ваза. — Я совершенно разбита. Я труп. Наверное, если бы по мне проехал каток, результат был бы похожий. Трасса такая извилистая, что вечно врезаешься в бортики, а заднего хода на этом чуде техники нет. Видимо, сэкономить решили, — в голосе медсестры прозвучала злая ирония.
— Мою машину постоянно выталкивали. Сначала они чуть не поссорились, кто мне будет помогать первым.
Светлана улыбнулась, представляя суетящихся вокруг Тани мужчин.
— Но после десятого раза энтузиазма у них поубавилось, — Танечка продолжала повествование голосом, полным страдания. — Так я и ездила: тридцать секунд еду, три минуты стою. Муж с друзьями четырнадцать кругов проехали, а я только три.
— Бортики не ломаются от ударов? — полюбопытствовала Светлана.
— Они из покрышек сделаны, — отмахнулась Таня. — Правда, их поправляли потом, очень уж я часто на них наезжала. Но самое страшное то, что сиденья безумно твердые. Пока катаешься — терпимо, но когда приехали домой и я смогла разглядеть в зеркале спину, мне стало дурно. Сплошной синяк! Сегодня утром не могла руки поднять, волосы мне муж расчесывал.
Таня перевела дух, ожидая реакции начальства.
Выразив положенное по случаю сочувствие, Светлана взглянула на висевшие напротив круглые часы.
— Времени предостаточно. Давай, Танюш, сначала чайку, потом больных. А то, чую, сегодня мы не только без чая, но и без обеда останемся. Погода премерзкая, все пациенты наши.
Медсестра направилась к умывальнику, налила воды, включила старенький электрический чайник.
В дверь постучали. Женщины переглянулись. Не дождавшись ответа, в кабинет ввалились двое мужчин, поддерживая под руки третьего. За ними рысцой бежал охранник, крича, что здесь ведомственная медсанчасть, а не приемный покой.
Вошедшие осторожно, не спрашивая разрешения, усадили мужчину на покрытую клеенкой кушетку. Один остался рядом, помогая сидевшему освободиться от дорогого пальто и светло-серого кашемирового шарфа. Второй вышел в коридор и начал что-то вполголоса втолковывать охраннику, шелестя купюрами. Через несколько секунд инцидент был исчерпан.
— Что ж я, не человек? Понимаю, — говоря это, вахтер аккуратно положил в нагрудный карман «честно» заработанные дензнаки с бесстрастными лицами американских президентов.
От такой наглости Светлана потеряла дар речи.
— Вы доктор? — проявил сообразительность первый, делая знак напарнику остаться за дверью. — Это наш шеф.
Он указал на мужчину.
— Очень приятно, — выдавила Светлана.
— У него что-то с сердцем в машине приключилось, до больницы, может, не довезем, поэтому давайте посмотрите, вколите что надо, мы заплатим.
— Что значит «что-то с сердцем»? — ее голос дрожал от возмущения. — Что вколоть?
— Откуда я знаю, что, — ее собеседник начинал злиться. — Вы же врач, а не я. Плохо ему. Знаю, что валидол все время с собой носит.
На кушетке сидел рослый широкоплечий мужчина. Седеющие на висках волосы аккуратно подстрижены. Гладко выбритое лицо, черты которого трудно было назвать правильными, было, тем не менее, приятным и притягивало взгляд. Пациент тяжело дышал, прижимая руку к груди. Светлане бросились в глаза его длинные сильные пальцы, сминающие тонкую ткань отутюженной рубашки. Вдруг он дернулся, как от сильной боли, и стал заваливаться на кушетку.