– Кончено с моими высшими курсами… Он все угробил. С самого начала от него лишь разрушение, – Анна в мрачном нетерпении поднесла большой палец к губам.
– У меня есть некоторые сбережения.
– Брось. Все кончено для меня. Валяется мой дражайший папаша в углу с пробитой головой.
До Веры с трудом дошел смысл сказанного. Она в упор предпочитала не замечать затруднительные и разлагающие факты бытия.
– Ты…
– Теперь мне один путь, чтобы избежать каторги. В революционные круги, под защиту тех, кто уже вне закона. А с моими не лучшими пропагандистскими задатками… Даже не знаю.
– Я помню, – с трудом опомнившись, вмешалась Вера, – как ты говорила, что убила бы его, если бы не расплата.
– Он иного не заслужил. Он все детство изгалялся над нами. Похлеще старика Карамазова, понимаешь? Тот – то им просто денег не давал и бросил малютками. Я бы предпочла это, чем то, что на моих глазах все мое детство он бесчинствовал, пуская по ветру наследство матери. И вот теперь, когда мы освободились от сволочи, нет уже наследства. Да и мне пора в путь.
Вера, сжав губы, смотрела на Анну.
– Что же теперь? Неужто прощаться?
– Боюсь, мой друг, что да. За тем и пожаловала, голубушка.
Вера бросилась к Анне. Слезы в глазах той поразили ее больше, чем все сказанное до этого. И вот Анна уже испарилась, испуганно озираясь и унеся с собой накопленные Верой деньги, которые та мечтала потратить на шкатулку слоновой кости. Вера уперто совала ей бумагу, а Анна, вопреки обыкновению, не увертывалась от прощального подарка.
– Ну, матушка… Свидимся еще.
Вера улыбнулась.
– Главное, что нет его больше. Столько лет ты об этом мечтала.
– Не так стремительно… Но да.
– Посмеемся еще над всей этой канителью, – неуверенно заключила Вера, не понимая, что говорить.
6
Полина посмотрела на мать – стареющую, но виртуозно умеющую быть привлекательной, когда ей этого хотелось. Она чувствовала в ней силу, подобную своей.
– Смотрю я на тебя… – протянула Мария, отстраненно наблюдая за тем, как дочь собирает учебники. – В тебе столько энергии… Может, и я бы так смогла. Но я жила не в то время.
– Ты жила время, когда женщины возводились в ранг божеств и вертели гениями.
– Это был удел единиц. И потом, несмотря на то, что они оставили такой вклад в истории и кем-то там вертели, они были лишь музами, лишь теми, что кого-то на что-то навел. Хозяйками салонов, коллекционерками, а не их гостьями. Как ни крути, роль эта пассивна. Я жила во время, когда женщине надо было сдвинуть с места Эверест, чтобы быть признанной гением. И потому многие канули в безызвестности, не получив ни образования, ни шанса – кому везет с отцом, который одобрит? Говорят, будто, если хочешь, тебя ничего не остановит, но нельзя недооценивать страхи и зависимость от мнения окружающих. Как много нужно человеку, чтобы состояться… Только ваше время хоть что-то начало делать с этим. Но я не верю, что образ мышления планеты изменится за одно поколение. Люди слишком цепляются за мрак.
– Ты бы смогла, я думаю. И теперь еще не поздно, – пробормотала Полина неуверенно.
– Может, я не тем занималась. Я ты учись, пока можешь.
– Может, тебе просто не хватает оголтелости. И в этом ты ближе к Вере…
– Мы все – бесконечные отражения друг друга, особенно родственники. Мы все во всех, понимаешь?
Мать чувствовала отчуждение от дочерей, потому что они были слишком прогрессивны и учили ее жизни. Она ощущала свою им ненужность, опыт ее был слишком обесценен устарелостью и смешон на фоне их феерии.
Полина пробурчала что-то отвлеченное и выбежала из комнаты в своем простом сером платье, но замерла на пороге.
– Представляешь, – усмехнулась она. – Сегодня я получила письмо, видимо, адресованное мне по ошибке. Письмо возлюбленной, отношения с которой зашли в тупик. Страстное, почти поэтичное письмо… Мне стало так грустно.
– Что ты сделала с ним?
– Оставила. Рука не поднялась выбросить.
– Ты не стала отвечать на него?
– Зачем?
– Если человек умеет любить, такого человека стоит узнать.
– Умеет любить другую женщину.
Мария замолчала.
– Тебе писали такие письма, мама?
– Случалось – протяжно отозвалась Мария.
Полина не решилась продолжать расспросы.
7
– Я не хочу замуж! – воскликнула Вера в неподдельном волнении в ответ на рассказ о предсказуемо несчастливом браке их кузины.
Возможно, это прозвучало патетически. Но Полина, заплетающая ее блестящие мягкие волосы, с одобрением выслушала это выступление и рассмеялась. Красная комната с резными рамами зеркал и полотен подчеркивала белизну ее кожи и зубов.