— Вы работаете даже в субботу? — начал старший лейтенант. Он редко сразу сообщал причину своего визита — адаптировался к обстановке.
— Иногда я работаю до поздней ночи, — ответил директор и, подмигнув, добавил: — Я тщеславен. Раз достиг поста руководителя, хочу стать хорошим шефом. И хотя имею освобождение по болезни, не могу отложить работу. Только прошу вас, не выдавайте меня никому. — Он сложил бумаги в ящик секретера и достал два бокала. — От глотка красного вина вы наверняка не откажетесь?
— Почему я должен отказываться? — Симош улыбнулся. — Моя служба тоже рождает жажду.
Шиффель принёс бутылку малаги.
— Господин Шиффель, — начал старший лейтенант. — Вы, хотели приобрести земельный участок?
— Да. Я присмотрел себе участок на берегу реки с гаражом и даже с яхтой.
— Кто продавец?
— Олаф Люк.
— Продажа уже состоялась?
— Мы договорились. Однако господин Люк, кажется, не торопится.
— То есть?
— Он обещал вчера вечером быть у меня со всеми необходимыми документами. Я уже занял очередь к нотариусу, на один из дней будущей недели. К сожалению, господин Люк не сдержал слова, не пришёл.
Шиффель поднял бокал, призывая Симоша присоединиться, и они вместе выпили.
— Откуда вы знаете Люка?
— Мы познакомились через электрика нашего предприятия, Кройцмана. Он мне намекнул, что продаётся садовый участок, и я сразу ухватился за идею купить его. Господин Люк, кроме всего прочего, отличный парикмахер. Ловкий, обходительный, приятный. — С лёгкой гримасой Шиффель добавил: Непонятно, почему он до сих пор не даёт о себе знать.
— Люк вчера вечером был убит.
— Убит?!
— Его убили и закопали на том участке, который вы собирались купить.
Шиффель побледнел. Старший лейтенант ожидал, что он начнёт оправдываться, доказывать, что не заинтересован в смерти Люка, но директор молчал.
— Если вы знаете что-нибудь ещё о Люке и круге его знакомств, то должны мне рассказать.
Оцепенение, охватившее Шиффеля вначале, постепенно уступало место какой-то беспомощной расслабленности.
— Вряд ли я смогу вам чем-нибудь помочь, — сказал он. — Знаю лишь одно: если Люка убили до двадцати часов, у меня нет алиби.
— Где вы всё же были?
— Здесь, в этой комнате. С компрессом лечебной грязи «Фанго» на плечах, закутанный в шерстяной плед. Это рекомендованное мне врачом средство борьбы с артрозом. У меня был такой вид, в каком лучше не показываться ни друзьям, ни знакомым. В последние дни я чувствовал себя так плохо, что врач был вынужден дать мне освобождение от работы.
— К вам никто не приходил, кто мог бы засвидетельствовать, что вы находились дома?
— Визит ко мне несколько запоздал. У меня есть алиби лишь с двадцати часов пятнадцати минут.
— И кто же к вам приходил?
— Коллега Кройцман. Я попросил его провести освещение в перестроенную ванную комнату.
— Вам ничего не бросилось в глаза в поведении Кройцмана?
— Трудно сказать… — медлил Шиффель. — Я недостаточно хорошо его знаю, чтобы сразу заметить разницу в его поведении. Но он показался мне возбуждённым. Он был похож на человека, который делает одно, а думает о другом. Это отметила также моя знакомая, фрау Лампрехт, которая заглянула ко мне позже. Она заведующая кадрами на нашем предприятии, поэтому также знает Кройцмана.
— Вы обещали ему вознаграждение за посредничество в сделке?
— Он друг господина Люка… — Директор умолк. — Был его другом. Господин Люк полагал, что это, мол, его дело, что он сам…
— Вы не знаете, не ездил ли Кройцман в последнее время в Берлин?
— Этого я не знаю. У меня своих дел по горло.
— А вы сами когда в последний раз были в Берлине?
— Мой артроз едва позволяет мне доковылять до кабинета врача, — ответил Шиффель с прискорбной улыбкой.
Симош поднялся и поблагодарил за сведения. Он стоял уже в дверях, когда директор спросил его с сомнением:
— Олаф Люк закопан на своём участке?
Симош второпях кивнул.
Дежурная у столика администратора отеля протянула ему конверт с запиской: «Вы найдёте меня в баре. В. Готенбах». Старший лейтенант разделся и направился в бар. Маленький человечек в чёрном костюме с большим ярко-жёлтым галстуком преградил ему дорогу:
— К сожалению, переполнено, мой господин.
Симошу редко приходилось слышать угрозу, выраженную в вежливой форме.