— Спустите-ка её с поводка, — потребовал Шульц.
Девушка удивлённо взглянула на вахмистра, но выполнила его требование.
Собака бросилась к клумбе, обнюхала её, разгребла набросанную листву и начала скрести лапами землю. Её визг и завывания были похожи на громкий плач.
— Возьмите собаку на поводок.
Фройлайн Заниц с большим трудом оттащила Нанни от клумбы.
— Что это? — спросила она. — Вы можете сказать, что с ней случилось?
— Ну почему собаки вообще скребут лапами? — ответил вахмистр недовольно. Ему хотелось подумать, собраться с мыслями, чтобы не допустить ошибки, а болтливость девушки мешала.
— Сама я не имею никакого представления о собаках. Нанни принадлежала Олафу. А сейчас я взяла её с собой, чтобы она дома не наделала мне на ковёр. Думаете, она что-нибудь учуяла?
— Конечно.
— Может, кто-то закопал здесь дохлую кошку или кролика? Олаф засёк этого типа, они подрались и в драке потоптали цветы. Может быть, Олаф погнался за ним. Или… — Она села на скамейку. — Да, просто страшно подумать.
— Я пойду позвоню, — сказал вахмистр. — Оставайтесь здесь и держите собаку на поводке. А лучше всего подождите меня наверху, в комнате. Я скоро..
Тишина, окружившая его, как только он покинул участок Люка, приятно разлилась по всему телу. Наконец-то можно привести в порядок мысли. Факт, что участок Люка производит странное впечатление. Именно цветущие сейчас безвременники завалены опавшей листвой, а под ней, совершенно очевидно, что-то погребено. Но достаточно ли этого, чтобы беспокоить начальство или вызывать уголовную полицию? Сегодня,’в субботу? Не попадёт ли он в смешное положение, если они из-под листвы извлекут, например, дохлую кошку? Может быть, вернуться? А что сказать девушке? Пусть идёт домой и Ждёт своего приятеля? А он исчез именно со вчерашнего вечера, когда пришёл на этот участок, такой странный теперь. Конечно, парень мог застрять где-нибудь ещё… Запутанная история.
Вахмистр в нерешительности постоял перед телефонной будкой. Затем вошёл в неё и медленно набрал номер телефона из своей записной книжки.
— Добрый день, фрау Симош. Это вахмистр Шульц. Нельзя ли поговорить с Карлом? Алло! Карл! Это Райнхард. Мне надо с тобой посоветоваться…
Он кратко сообщил факты и высказал свои сомнения.
— Опавшая листва, — закончил Шульц, — лежит в самом неподходящем месте, её сгребли туда. Это выглядит бессмысленно и всё же может ничего не значит.
— Доложи несмотря ни на что, — посоветовал Карл. — вызови криминалиста и кого-нибудь из группы «Жизнь и здоровье»[1].
— А вдруг обнаружится, что там нет ничего, кроме дохлой кошки, а господин Люк развлекается с какой-нибудь другой подружкой?
— Тогда порадуемся, что Ничего плохого не случилось.
— Хорошо. Спасибо.
Шульц тут же позвонил в криминальную полицию. Положив трубку, он испытал облегчение от того, что покончил с этим несколько странным донесением.
… Девушка столкнулась с ним и не узнала его. Увидев ужас, в её глазах, он понял, что произошло, обхватил её за плечи и громко крикнул: «Мануэла!»
— Олаф, — пролепетала она. — Это Олаф. Олаф!
Вновь и вновь она повторяла одни и те же слова. Шульц отвёл её в ближайший дом и попросил:
— Позаботьтесь, пожалуйста, о фройлайн Заниц. Дайте ей успокоительную таблетку. У вас есть что-нибудь такое в доме?
Хозяин кивнул.
— Она в шоке. Положите её на кушетку. Укройте потеплее, пожалуйста. Я пришлю сюда врача.
Мануэла Заниц покорно вошла в дом, всё ещё тихо бормоча: «Это Олаф, Олаф».
Вахмистр Шульц вернулся к телефону и снова набрал номер Симоша.
— Это снова я, Карл, голос у него дрожал. — Теперь уже делаю официальное заявление…
Старший лейтенант Карл Симош: возглавлял комиссию по расследованию убийств.
3
Симош прислонился к садовой калитке, спиной к участку Люка. Он смотрел на дорогу, тонущую в темноте, хотя едва перевалило за 17 часов. Приблизительно двадцать часов назад этой дорогой прошёл убийца, если он, конечно, не проник на участок со стороны реки.
Прохладный сырой воздух окутал сады. Не шевелился ни один куст. То тут, то там падали на землю жёлтые листья. В свете прожекторов, установленных в саду, Симошу были видны полянка и внизу за ней берег реки, где склонялись до самой воды своими слабыми, тонкими ветвями плакучие ивы. В садах под старыми деревьями прятались навесы для лодок и бунгало. Местность в это время года казалась безлюдной. Пожалуй, трудно будет установить, кто, кроме Олафа Люка, побывал здесь вчера вечером.