Победительные настроения, впрочем, недолго владели ею. Скоро вернулась привычная тоска; если раньше Полина объясняла ее несчастной любовью, то теперь нашлось новое объяснение - отсутствие любви. Полина изнывала и чаще, чем прежде, влюблялась в своих постельных кабальеро, которые почти всегда были персонажами одноразовыми, растворялись в дневном свете, как вампиры. Тем самым они делали недельные влюбленности Полины отдаленно похожими на ее былое чувство к Анатолю, и Полина практически постоянно пребывала в состоянии, приближенном к несчастной любви. Так прошло еще около года.
А потом появился Доктор Глеб. К моменту их первой встречи Полина начала смутно подозревать, что делает что-то не так: время идет, а ей отчего-то все хуже и хуже; не лечит время. Или не успевает залечивать. «Наверное, - подумала Полина, - надо изменить мое поведение с мужчинами. Наверное, надо вернуться к истокам - строгости и воздержанию». Появление Доктора Глеба утвердило ее в этом намерении: при том, что был он далеко не монах, в женщинах легкомыслия не одобрял. Он не отрицал своей принадлежности к распространенному типу мужчин: они проституток не осуждают и временами пользуются их услугами, но никогда на них не женятся. Поскольку Доктор Глеб понравился Полине сразу и очень, она и обратилась вдруг в благовоспитанную строгую девицу, у которой не бывает поцелуя без любви. В этом образе она пережила два или три десятка призывных взглядов, не откликаясь на них. Но Глеб не спешил упасть к ее непорочным ногам, а занимался своими делами: обольщался Чучей, разочаровывался в Чуче, встречался с Леной, расставался с Леной, пьянствовал с однокашниками, рьяно учился, ходил в филармонию, ездил в горы с альпинистами - у него была жизнь, насыщенная интересными и разнообразными занятиями. Видя такое дело, Полина мало-помалу разлилась в прежние свои берега. Если бы Глеб догадался завязать отношения с Полиной в самом начале их знакомства, он получил бы тихую, участливую, верную подругу. Но он пришел, когда Полина вообразила себя Таис Афинской. Так что ему еще повезло, что из их отношений получилась всего лишь индийская драма, а не греческая трагедия - все-таки Полина не была Таис Афинской.
У Полины об этих временах сохранилось два воспоминания. Запомнилось ей яркое апрельское солнце, бравурные ритмы латиноамериканских мелодий, удовольствие от тепла и взглядов прохожих, когда проходила она по улице в день после свидания с Глебом. Она наслаждалась ощущениями от прошедшего и упивалась фантазиями о будущем. Виделось ей, как в следующий раз будет она раскована, как скажет ему повелительно: «Иди сюда, мой Нарцисс»; как он сядет на кровати, прислонившись спиной к стене, а она упадет затылком ему на колени и будет смотреть на его красивые широкие плечи и рельефные руки; как непринужденно будет она смеяться в его объятиях; как уверена будет в себе и в нем. Рисуя себе следующее свидание, Полина напрочь отметала всякую рефлексию. Рефлексии не было места в солнечной картине про любовную аркадию. Там царила гармония эротики и порнографии, бесстыдство было наивностью, мысли думались только самые простые и обязательно про что-нибудь приятное («Какая Полина замечательная девица») или высокое («Божья коровка на зеленой травинке - это прекрасно!»). А главное, мужчина на этой картине пребывает в непрерывном восхищении от женщины, которую он по невероятному счастливому случаю может называть своей.
Другое воспоминание Полины - ожидание, окрашенное всеми цветами тоски, от серой скуки до артериально алого отчаяния. Ожидание начиналось на второй день после свидания с мыслей о том, что на этот раз, кажется, слава Богу, не будет никакого ожидания: ведь уже прошла половина дня, а оно не началось. «Посмотрим теперь, сколько времени ты будешь выдерживать характер, пока я стану спокойно заниматься своими делами!» - злорадно думала Полина. Спокойная жизнь продолжалась два или три часа, после чего незваная приходила надежда: а вот он возьмет и придет сегодня, именно потому что я его не жду. Надежда жила, угасая, до позднего вечера, и потом полночи агонизировала. Весь следующий день Полина пребывала в злобном настроении. «Приходить надо, когда тебя ждут, а теперь только попробуй появись!» - час за часом думала она одну и ту же мысль. К вечеру так уставала от собственной злости, что и не замечала, как начинала думать «Господи, хоть бы сегодня он пришел!». Самым тяжелым обычно бывал третий день. Полина ни на минуту не могла отвлечься от своего ожидания, весь смысл мирового бытия сосредотачивался для нее в приходе Глеба. «Пусть он придет!» - умоляла она все небесное воинство. «Он опять не любит меня, - плакала она. - Ну, пусть я дура, стерва и истеричка, но любить-то меня все равно надо!». «Почему никто не сказал мне, что надо сторониться мужчин?! - вопила она, пытаясь перекричать дребезжащий звонок ожидания. - Я не хочу, не хочу, не хочу так больше!». И на следующий день она делала то, чего никогда не делала Таис Афинская, - она разыскивала своего любовника, чтобы навязаться ему.