- Ты правда думаешь, будто я стану спрашивать у тебя, что мне можно себе позволять, а чего нельзя? - с светским любопытством поинтересовалась Чуча.
- Мне казалось, я могу на это рассчитывать, - в тон ей ответил Нелюбов.
Впрочем, оба скоро оставили светский тон и на вполне портовом языке рассказали, чего каждый из них может ожидать от другого. Разница в ожиданиях оказалась велика. Нелюбов той же ночью покинул квартиру Чучи. Он унес с собой две пары джинсов и горькое чувство очередного поражения.
А через год автомобиль, на котором Чуча ехала в командировку, встретился с другим автомобилем, на котором люди возвращались из командировки. Чуче повезло, она осталась среди выживших, но получила компрессионный перелом позвоночника. Выздоровление шло небыстро, но Чуча твердо верила, что в положенный срок встанет и побежит по делам. Нелюбов очень помогал ей месяцами хранить эту веру. Он примчался, как только узнал о случившимся, и не покидал Чучу, пока она окончательно не поправилась. Все время, пока Чуча лежала, а Нелюбов за ней ухаживал, они, обсуждая будущее, прикидывали, куда Чуча первым делом пойдет, где Чуча будет гулять, как надолго Чуча сможет отлучаться из дома... Но оба избегали говорить о том, кому выпадет честь сопровождать ее, выздоровевшую. Когда Чуча смогла и пойти, и гулять, и отлучаться надолго, она как само собой разумеющееся положила ладонь на руку Нелюбова и произнесла речь, смысл которой укладывался в одну фразу: “Твоя до гроба, да будем счастливы мы оба!”. Нелюбов же изобразил удивление и сказал, что уже две недели встречается с юной скрипачкой, студенткой музыкального училища, и у них все более чем серьезно, а про Чучу он в таком ключе даже и не думал. Хорошо, что Чуча надежно поправилась, а то слегла бы обратно. Врачебная помощь ей все же понадобилась: после того разговора с Нелюбовым Чуча несколько месяцев посещала психолога...
Нелюбов не женился на скрипачке, Чуча бросила ходить к психологу, прошло еще несколько лет, Левке стукнуло десять. Промозглым весенним вечером Нелюбов зашел к Чуче – с Левкиного девятого дня рождения он взял манеру захаживать раз или два в месяц. Зайдет, посидит в кухне пару часов, расскажет что-нибудь забавное, узнает, как дела. И в тот раз он с коньячком зашел посидеть, а Чуча ему говорит: “Оставайся, Нелюбов, до утра”. А Нелюбов и остался, как само собой разумеющееся.
Вот уже больше полугода длился их новый тайный роман. Накопленный за годы знакомства счет все еще оставался 2:2. Но каждый участник романа подспудно боялся, что другой в этот раз переиграет его, и поэтому оба всякое время оставались настороже, готовые грохнуть из всех орудий, если только чуть заподозрят возможный свой проигрыш. Последние дни Чуча вела себя таким образом, что Нелюбов уже не “чуть”, а очень сильно беспокоился, как бы она опять не забила в его ворота. Потому и торопился по заметенной листьями тропе. Он полагал, будто одно его присутствие способно предотвратить катастрофу. И уж конечно он не допускал мысли, что именно его присутствие лучше всего может спровоцировать катастрофу.
Обогнув овраг, он вышел на разбитую асфальтовую дорожку. Когда-то у нее был старт и финиш, указатели маршрутов, белая разметка с указанием длины дистанции, и она была предназначена для дозированного бега. Асфальт сохранился лишь фрагментарно, и теперь служил разве что напоминанием о былом. Впрочем, по остаткам дорожки можно было прийти к старому котловану – двадцать лет назад там задумали строить гигантский бассейн и вырыли огромную яму под фундамент. За прошедшие годы дно ямы поросло травой, откосы – кустарником, и деревья вплотную подступили к краям. Это было живописное место. Там, по словам Чучи, она с Иваном присматривала натуру для фотосессии. Нелюбов подошел к котловану и сразу увидел их на другой стороне.
Чуча в коротком красном пальто стояла на самом краю. Одной рукой она опиралась на зонт-трость, а другой указывала Ивану на гряду багровых рябин. Из-под ее ног широкой пеленой спускался ко дну котлована золотистый кустарник. Волосы Чучи стлались по ветру, придавая образу законченно романтический вид. Иван замечательно ей соответствовал в длинном молочной белизны плаще и такого же цвета широкополой шляпе.
Нелюбов ускорил шаг. Черное пальто развевалось за ним, как бурка за Чапаевым.
Чуча закончила позировать и принялась что-то втолковывать Ивану, взмахивая свободной рукой и ударяя в землю зонтиком. “Не иначе, лапшу ему вешает,” - злобно подумал Нелюбов.
- Заказчик – жу-утко капризный тип! - говорила Чуча. - Три года (взмах рукой), как научился делать свои табуретки, полгода, как перестал делать их в подвале собственного дома, а хочет, чтобы ему устроили брэнд – цитирую – европейского уровня. Европейского! (удар зонтиком в землю). А сам до сих пор на “Ниве” ездит, которая даже не “шевроле”. Он, как и многие другие прочие, думает, будто может формулировать задачу. Три раза уже формулировал (удар зонтиком в землю). Сформулирует, посмотрит на результат, поморщится и рассказывает, какие мы кругом дураки, что не поняли, как должно быть на самом деле (взмах рукой). Теперь, наконец, он захотел свои табуретки увидеть на фоне пышного увядания. Это очень удачная мысль, в самом деле: ты снимешь такой пейзаж, что он забудет начисто про свои деревяшки (три убедительных тычка в землю зонтиком).