Она просто взбесилась, и если когда-либо выражение «не давать прохода» имело зримое жизненное воплощение, то это был тот самый случай. Нет, грубого домогательства и вульгарного обольщения Чуча допустить не могла. После первого же раза, когда Левушка не откликнулся на ее призывный взгляд, Чуча выказала себя истинной леди. Она, характерно-снисходительно улыбаясь, потрепала Левушку по затылку, рассказала ему какие невозможные они друзья, как много их объединяет и как замечательно интересна последняя Левушкина мысль относительно духовного дворянства. Левушка и поверил. Отчего же было ему не поверить, если однажды Чуча тащила его на себе, а была зима, и Левушке только что разбили голову после некоего двустороннего диалога; и Чуча промывала, бинтовала, подавала лекарства, приносила поесть? Как же было не поверить, если не однажды, прислонившись к завешенной потертым ковром стене, выставив в свет рыжего абажура свои прекрасные голые груди, пуская в потолок дым и рассеянно поглаживая Левушку по коленке, Чуча слушала очередную его теорию свободного духа, согласно кивала и вставляла порой очень дельные дополнения?
Левушка поверил и без всякого внутреннего смущения приходил к Чуче на вечеринки, которые она стала устраивать с пугающей регулярностью. Иногда Галя приходила с ним, иногда Чуче удавалось залучить Левушку одного. Но даже и в первом случае он уделял больше внимания Чуче, чем своей жене. И даже во втором случае он никак не демонстрировал готовность и желание нарушить супружескую верность.
Галя смотрела на все это королевой, - и у нее великолепно получалось: восемь лет балетной школы крайне эффективно влияют на осанку. Сначала поза королевского безразличия была продиктована вполне законным беспокойством: у Чучи только нэйм смешной и нелепый, а изгибы тела – соблазнительные, формы – рельефные, очи с поволокой, волосы по плечам волнами и так далее, и так далее, полный комплект прелестей. По прошествии времени и пришествии понимания, что Левушка на все эти прелести не ведется, королевская поза приняла иной смысл: дескать, дура ты, дура, куда ж со свиным рылом да в калашный-то ряд…
И Чуча, уловив этот оскорбительный для себя смысл, а главное, признав бесплодность своих усилий, отступилась, отползла в нору, свернулась калачиком, задепрессовала. Утешать ее приходили знакомые и незнакомые, в основном мужчины. Через пару месяцев она вернулась в мир, в восемь раз активнее, чем прежде. Организовала один за другим два фестиваля («Зарок нашего рока» и «Картинки акварелью вниз головой»). Устроилась работать в частную лавочку с имперским заголовком «Правовая помощь населению России» (помощником-консультантом), в журнал «Новая женщина» (новой женщиной-автором) и еще в вечерний клуб «Ура физкультуре!» (бодрым ура-администратором). Пять раз за месяц она вывезла все общество в леса, заставив всех, включая Левушку, играть в футбол – это в январе-то… Словом, проявляла чудеса активности. Месяцев через семь после выхода из подполья Чуча родила хорошенького мальчика. Назвала Левушкой – всем назло. Потому что за время беременности не стихающие пересуды: «кто да что, да не может быть!» достали ее чрезвычайно. Дамы пожимали плечами. Но Чуча оказалась удивительно добропорядочна в отношении детей. Никто даже и не ожидал от нее…
Особенно не ожидала Алена, которую Чуча лично четыре раза сопровождала на аборт.
Алена и Чуча были ближайшими подругами. Алена единственная из общества знала, от кого забеременела Чуча, и именно поэтому она была уверена, что ей тоже выпадет сопровождать Чучу в известное заведение по известной надобности.
- Чего ты, собственно, ожидаешь? – спросила Алена, когда у Чучи минула восьмая неделя.
- Родов, - ответила Чуча.
Тогда-то совершенно для Лены неожиданно и выяснилось, что, оказывается, Чуча - горячая противница абортов вообще, и абортов от любимого мужчины – в частности. Алена, которая беременела исключительно от любимых мужчин, неделю с Чучей не разговаривала. Но потом как-то Нелюбов зашел к ней одолжить денег, узнал про конфликт и единым мановением руки все уладил.
Кстати, одалживались у Алены многие, постоянно, на протяжении всей истории существования общества. В вопросе денег Алена всегда была исключительно добропорядочна: она их имела. Сначала это радовало: когда начинался сбор средств в пользу недопивающих детей среднерусской полосы, и выяснялось, что мероприятие под угрозой срыва из-за элементарной нехватки у этих недопивающих детей денег, Алена всякий раз извлекала из заветного кармашка недостающую сумму со словами: «Вот у меня тут осталось немного…». Когда через несколько часов история повторялась, - она повторялась в точности, кармашек, правда, мог быть другой, но слова звучали определенно те же самые.