Его слезы капали на мою голую грудь, он рыдал как ребенок, который услышал от мамы, что его не поведут в зоопарк. Он рыдал, переживал выдуманную скорбь несуществующего героя. Его помыслы были чисты, в этот миг душевной искренности он был беззащитным ребенком. Его было так легко обидеть. Общество могло его разорвать. А я хотела его от этого защитить.
Утро было таким же, как и всегда, он был задумчив, молчалив. В чем-то сомневался, неужели эту ночь он считает ошибкой. Мне стало от этого грустно, он был какой-то другой и сам не свой.
Мне нужно было уехать в Москву, и я уехала. Он меня не задержал.
Осень была в самом расцвете. Желтоликая, промозглая осень, мне всегда нравилась эта пора, хоть и говорят, что весна - это начало новой жизни, а осень - ее конец. Мне всегда казалось, что наоборот. Именно осенью я начинала оживать. Осень этого года стала для меня именно такой: я издала свой поэтический сборник с положительной рецензией Колесникова, которая была принята на ура спонсорами, журнал опубликовал мое интервью с Артемом - все было хорошо, только мне было очень грустно от расставания с ним. Я уже к нему привыкла, притерлась и вошла в роль его подруги, я могла терпеть его капризы, смирилась с перепадами его настроения, вечным унынием, но, к сожалению, он был неисправимым одиночкой и не нуждался ни в ком постороннем.
Я узнала, что на днях у него на даче был поэтический вечер для его друзей - поэтов, меня он не пригласил, мне от этого стало обидно вдвойне, я считала себя тоже его творческой подругой. Это оказалось не так. Я обиделась, как может обидится женщина, преданная в своих лучших чувствах, и навсегда выкинула Артема из головы, он просто прохожий на этапе моего творческого становления. Я слушала его диски и проникалась его голосом, это было моей терапией. Я закрывала глаза и видела, как он гуляет по полям, в своем пальто, как проводит рукой по пшеничным колоскам, как вдыхает запах травы. Все-таки я его люблю, я согласна терпеть все его недостатки и странности. Я знаю, что, если чувство не подпитывать - оно угасает, я захотела убить в себе любовь к нему, хоть она и была источником моего вдохновения. Я сама себе обрубила крылья, перевязала артерии. Почему он так жестоко поступил со мной? Почему я не смогла стать его женщиной? Я собрала в коробку все его диски, книги, закрыла и заклеила ее скотчем и спрятала на антресоли, выкинуть не решилась. Больше о Колесникове мне ничего не напоминало.
Через несколько дней, в своем почтовом ящике я обнаружила письмо без почтового штемпеля и обратного адреса - такие письма обычно пишут шантажисты, только меня было нечем шантажировать.
Я сразу же вскрыла письмо.
«Моя милая Оля, я уже долго живу без тебя. Ты - мой свет, пробирающийся из тьмы и освещающий мой земной путь. Даже не знаю, что я могу сказать тебе. У меня, как всегда нет к тебе слов, я хочу просто быть рядом и держать тебя за твою холодную, дрожащую ручку. Мне сложно пережить свою мужскую муку, а на губах остался твой сладкий вкус. Я скучаю, как преданная собака, которая грустно скулит у порога, когда хозяин ушел, а ее забыл взять с собой. Так вот. Я скулю, я скулю своими стихами, выдаю плаксивые нотки, грустно стучу по фортепьяно и трясу яблоню в надежде, что меня по голове ударит здоровое яблоко и ...подарит мне озарение, сумасшествие или смерть. Я не знаю, не знаю, что из этого слаще будет для меня.
Когда ты ушла, ты что-то у меня украла. Верни мне это, верни мою душу, верни мое сердце. Я был не прав на протяжении всей своей жизни, возможно, я люблю тебя, просто я не знаю, что такое любовь, и где должно зачесаться, ведь раньше я любил только самого себя. А сейчас я готов поделиться с тобой кусочком себя, своего, тела, души, творчества, жизни. Приди и возьми ее, я тебе это дарю, а взамен я хочу забрать свою душу. Зачем ты мучаешь меня? Я высыхаю, как упавшее яблоко, которое меня так и не ударило...»
Я от него не уходила, просто я получила от него то, что мне нужно было, он сам мне вначале сказал, что на большее я рассчитывать не могу. Он написал мне рецензию, помог мне, он раскрыл меня, и научил многому. И все, большего он не хотел мне давать...Но его письмо, было не похоже на его поведение. Писателям проще писать, чем говорить. Он всегда и везде кричал, что ему никто не нужен, я не хотела менять его привычки и мешать ему. Поэт сказал, я послушалась. А теперь он...
Я долго думала над его словами и перечитывала его письмо, раз сто. Если я вернусь, то стану его рабыней, посредственностью, но все-таки буду любимой человеком, который слова любви не распространяет как вирус. Возможно, он не признал во мне поэтессу, но он увидел во мне женщину, которая сможет его терпеть. Я могла надеяться на эксклюзив. Тем более, что он был мне не безразличен. Я хотела снова очутиться в его сильных объятиях, ощущать его запах, валяться с ним в терпко пахнущей траве. Я готова быть ему мамой, сестрой, нянькой, любовницей, другом - я была готова быть для него всем. Он называл меня и мои стихи детским садом, и говорил, что это пройдет со временем. Не пройдет.