- Не совсем в жизни, в моем быту. - Вернул он меня с небес на землю. - Видишь ли, на лето, моя экономка уезжает к себе в деревню, ухаживать за умирающей матерью, я остаюсь один и мне нужно, чтобы кто-нибудь был у меня на хозяйстве.
- То есть вы хотите, чтобы я стала вашей служанкой?
- Неееет, - протянул он, - не служанкой, господи, откуда ты знаешь такое слово, тогда уж домработницей, нет - моей музой. Знаешь, что должна делать муза?
- Вдохновлять поэта!
- Правильно, а чтобы мне вдохновиться, я должен не думать о бренном, например, о том, что я забыл купить корм для своей собаки или оплатить счет за коммуналку. Я буду платить тебе деньги, нет, ты не думай, я не беру тебя в вечное услужение, просто иногда буду давать тебе кое-какие поручения, например, когда я уезжаю куда-нибудь, ты будешь сидеть с моей собакой, гулять с ней, кормить, иногда скажу забрать костюм из химчистки. Так - разовые поручения. Ты станешь моим ассистентом.
Неужели у него нет друзей, подружки, родственников, которым он может доверить свои личные, не побоюсь этого слова интимные дела.
- А как же ваша ...девушка или жена?
Он осуждающе на меня посмотрел.
- У меня этого нет, - сказал он таким тоном, будто отрицал свой диагноз, и продолжил. - Иногда я буду тебе давать какие-то мелкие поручения, мне просто нужно, чтобы кто-нибудь был рядом.
«Кто-нибудь был рядом», я согласна быть рядом с ним, это очень заманчивое предложение. Нам всем не хватает нужного человека рядом.
Я стала к нему часто приходить, он рассказывал мне о поэзии, о смысле этой поэзии и немного о себе, так невзначай, между строчек, верлибром.
Он боялся меня, вернее опасался, не посвящал в свои мысли - отстранялся. Наверное, считал, что его красота не должна никому доставаться. Он и вправду был очень красив, мифически красив, невозможно притягательный.
Хорошие люди должны иметь детей, но у него их не было, он был очень одинок. Иногда мне даже казалось, что он тотально одинок. Артем сознательно выбрал свое одиночество, оно его совсем не угнетало. Намеренно отказываясь от мирских удовольствий ради творения, он заставлял себя страдать, чтобы стихи получались выстраданными, чтобы читать их с пережитым чувством, будто это на самом деле. Это только казалось, на самом деле он был разным, но при этом очень ранимым. Он проживал свою жизнь внутренне: в душе она у него пестрила событиями, чувствами, переживаниями, а внешне все было прилично и спокойно.
Мне казалось, что я вошла в его жизнь не заслуженно. Я была ему никто. Просто он захотел дать мне несколько уроков, прежде чем написать рецензию на мой поэтический сборник и отправить во взрослую жизнь. «Прежде чем говорить о чем-то я должен знать предмет разговора, не могу я говорить о твоих стихах, пока я не прочувствую их. При всей моей многословности мне будет нечего сказать», - любил он повторять.
Поэт был не похож ни на кого, как в своих стихотворениях, так и внешне. Это удивительно, если речь идет о поэзии, всегда хочется сравнить его стихи и сказать, как Блок, Бальмонт или Мандельштам, но нет, его стихи были особенными, как и тонкая организация его души.
Я стала его подругой, но не духовной, а бытовой. Приходила к нему и помогала по хозяйству. Когда он творил, то не замечал ничего вокруг, он мог днями не выходить из дома, не открывать окна, не мыть пепельницы. Я должна была выручать его в таких мелочах, он во мне нуждался, постепенно привыкая, он даже попросил меня называть его просто Артемом, хотя мне было неловко, уж слишком я его уважала и немного стеснялась. Мое имя он запомнил и больше никак не называл меня, кроме как Оля, Оленька, Олечка, Ольгуша. Это было приятно, его голос, такой нежный, манящий, гипнотизирующий произносит мое имя без доли иронии.
Когда он читал свои стихи в театре, то приглашал меня послушать. Я сидела в первом ряду и...плакала, не потому, что стихи были грустными, а потому что я умилялась им: он был восхитительным, на сцене не было ничего кроме него, света и его стихов. Как он их читал! Кипучая страсть, взрывы эмоций, в порывах он сжимал невидимые тросы, описывал руками неведомые фигуры, кричал и пугался.
Никакой, даже самый талантливый актер не смог бы так преподнести его стихи. Артем на сцене выглядел просто - в белой рубашке, на которой расстегнуты три верхние пуговицы, джинсах и черных туфлях. Он был прост, он был базой, потому что хотел, чтобы обращали внимание на его слова, а не на внешний вид. Растрепанные волосы, ласкающий взгляд из-под очков. Его голос - божественный, бархатный манил, я закрывала глаза и погружалась в транс, следовала за ним - он умел завораживать публику, одним словом. Поэта игре никто не учил, это все шло изнутри, из души, от сердца.