Она подошла к письменному столу, выдвинула ящик и достала деревянную шкатулку ручной работы. Внутри находилась пара ящиков с яркими блестящими монетками, аккуратно вложенными в углубления на плюшевых подстилках.
– Мне подарил их мой друг, коллекционер, – сказала нерешительно Полночь, внимательно разглядывая содержимое ящичков. – Из этого можно сделать большие деньги, если знать им цену. – Ее пальцы резко надавили и вытащили две серебряные монеты размером с полдоллара. – Британские полукроны новой чеканки. Они не слишком ценные с точки зрения коллекционера, но довольно редки у нас, что исключает возможность случайного совпадения. – Она подала мне одну из монет. – Отчеканена в тысяча девятьсот седьмом году. Это Эдуард Седьмой на обратной стороне, видишь?
– Итак, когда кто-нибудь появится с такой же монетой, это будет означать, что он от тебя, – сказал я. – Неплохо.
– Это намного лучше, чем сидеть в переполненном ресторане, с надеждой бормоча таинственные фразы. – Она хихикнула от этой мысли, затем ее лицо снова стало серьезным. – Полагаю, что теперь все, Дэнни?
– Да, все, – согласился я. – Надеюсь, видя, каким джентльменом я оказался, вернув тебе машину, ты найдешь способ подбросить меня до вокзала.
– Я подвезу, – сказал Луис. – Это недалеко.
Я растолкал деньги по карманам, затем взглянул на Полночь.
– Пока меня не будет, не делай ничего такого, чего я не стал бы делать сам, ясно?
– А ты хорошенько запомни, Дэнни, – нежно сказала она, – попробуй только предать нас: не успеешь даже пожалеть об этом.
– Милая, – поморщился я, – доверие – основа всего дела, помнишь?
Уже стемнело, когда мы вышли из дома, и первую милю Луис проехал, не разговаривая. Я зажег спичку, чтобы закурить, и посмотрел на его аскетичное лицо со шрамом, прежде чем задать первый вопрос.
– Полночь говорила, что они с Саммерсом были компаньонами.
– Да, были.
– Почему же они расстались?
– Думаю, это можно назвать разногласиями на почве моральных устоев, – ответил он. – Для Макса важны были исключительно деловые мотивы, и думаю, что ему не пришлось по душе то, что Полночь всюду примешивала немного наслаждений.
– Ты имеешь в виду то, как она обращалась с Бенаресом, – предположил я, – или чары паука-кровопийцы, которые она испытывала на мне в прошлую ночь?
– У нее кое в чем очень специфичный вкус, – сказал он с иронией в голосе. – Я остался с ней, когда их партнерство закончилось, отнюдь не из каких-то сентиментальных побуждений. Она была более сильным и умным партнером. Они расстались около двух лет назад, и с тех пор она оставила Макса далеко позади. Я думаю, что эта новая затея, которую он организует в Айове, в какой-то мере его последняя попытка сравняться с ней. Полночь такого же мнения – вот почему она так настойчиво желает внедрить кого-нибудь в его ряды с самого начала. – Он аккуратно припарковался на свободное место автостоянки у железной дороги. – Приехали. Смотри не спутай монету с американской полукроной, Дэнни.
– Спасибо, что подвез, Луис, – сказал я. – Ты не возражаешь, если я задам еще один вопрос, прежде чем уйду?
– Попробуй, – ответил он, поежившись.
– Меня интересует Полночь, – признался я. – Она великолепное пособие для любого, кто изучает ужасы. Ты первый сравнил ее с пауком-кровопийцей, но это трудно сопоставимо с ее увлечением монетами. Ты согласен? Я думаю, что она прежде всего собиратель, и для нее люди такие же экспонаты коллекции, как монеты.
– Это восхитительная теория, Дэнни, – захихикал он, – но, конечно, абсолютно неверная.
– Ты думаешь? – спросил я осторожно.
Белая полоска шрама в углу его рта начала пульсировать слабыми беспорядочными толчками.
– Ей важен не просто триумф сексуального покорения, – продолжал я спокойным голосом. – Возможно, для удовлетворения своего комплекса паука-кровопийцы Полночь начинает с этого, но, я думаю, то, что происходит позднее, действует сильнее. У нее огромный талант проникновения в души людей и раскрытия их слабых сторон. Она безжалостно использует это, и жертва неожиданно для себя оказывается безнадежно завязнувшей в ее паутине. И уже слишком поздно спасаться – слишком много преступных тайн и страстей накручено между ними. Как это тебе, Луис?
– Я уже сказал, что все это красиво, но нелепо. – Он глубоко вздохнул, и полоска шрама запульсировала еще сильнее и чаще. – Теперь, надеюсь, я ответил на твой последний вопрос?
– Нет, не ответил, – я смущенно улыбнулся ему. – Все это было только введением, а теперь главное: был ли у тебя выбор между Максом Саммерсом и Полночью, когда их союз распался, или ты уже так плотно влип в паутину, что не мог выпутаться?
– Бойд, – произнес он сдавленным голосом, – вылезай из машины, пока я не вышвырнул тебя!
– Не старайся изображать головореза, Луис, ты не из их лиги, – сказал я мягко. – Знаешь, что больше всего поразило меня в настоящем Бенаресе. Единственное, что терзало его больше всего, – больше, чем эти десять дней под красной лампой, и даже больше, чем садистские пытки, – это мысль, что его старый приятель, его лучший друг, предал его. Он просто не мог понять, как такой парень, как ты, Луис, которому он всегда доверял, мог неожиданно превратиться в подлого предателя.
Он сжал рулевое колесо так крепко, что костяшки его пальцев побелели.
– Выходи, – прошептал он, – или я убью тебя!
– Ты совсем не похож на предателя, каким я его представляю, – продолжал я тем же тоном, – воспитанный, мозговитый, самоуверенный. Почему ты предал такого лентяя, как Бенарес, который был твоим другом? Почему ты стоял рядом и наблюдал, как Полночь наносит свои садистские удары с неистовым желанием унизить человека, твоего старого друга, до уровня животного?
Он наклонил голову к рулевому колесу и быстро отвернулся от меня.
– Я убью тебя, Бойд, – всхлипнул он. – Убью, даже если это будет последнее, что я сделаю...
Я открыл дверцу и вышел из машины. Поезд уже вползал на станцию с тем неторопливым видом, какой они имеют, когда известно, что наплыв пассажиров из Манхэттена ожидается в обратном направлении.
– Не забудь еще, Луис! – я сунул голову в окошко в прощальном выпаде. – Начиная с послезавтра Джонни Бенарес снова живет и борется в Свинбурне, а не лежит под трехдюймовым слоем бетона, где вероломный предатель, которого он считал своим другом, похоронил его!
Глава 5
Я зарегистрировался в отеле "Ковбой" утром 26 октября, витиевато расписавшись – Дж. Дугуд. Клерк в справочном не имел для меня ни писем, ни приглашений, но все же сделал попытку скрасить мой день, сообщив, что кто-то настойчиво осведомлялся о точной дате моего приезда. Затем он дал мне комнату на четвертом этаже с окном на сортировочную станцию, и я просто не мог дождаться того момента, когда же, наконец, мне удастся послушать свистки поездов, потому что вряд ли я смогу заснуть в таких условиях всю долгую ночь.
Позавтракав со всеми предосторожностями (официант усадил меня между двумя огромными горшками с пальмами так, что я был практически не виден), я вышел прогуляться. Гостиница находилась прямо в центре Мэйн-стрит, так что заблудиться я не мог. Я понял, что если появятся сомнения относительно моего местонахождения, то все, что нужно будет сделать, так это найти улицу, по обеим сторонам которой стоят дома, это и будет Мэйн-стрит.
Городок казался тихим и уютным, и в нем можно было бы поселиться, если вы не против того, чтобы каждый день встречать одни и те же надоевшие лица. У меня же просто маленькие городки вызывают пароксизм страха, и если я провожу хотя бы один день в городе с населением менее двух миллионов, то чувствую себя ужасно одиноким.
К пяти часам я осмотрел все, что можно было осмотреть в Свинбурне, и если и осталась какая-то часть, которую я упустил, то это мне было уже попросту все равно. Я вернулся в гостиницу, и в дальнем углу бара нашел свободный табурет, на который с благодарностью взгромоздился. Я цедил свой бурбон и чувствовал себя одиноким, как дикий гусь, улетевший в конце лета вместо юга на север и проведший там всю зиму, удивляясь, где же остальные.