– Так ты говоришь, что хочешь посмотреть приходские книги?
– Да, это так.
Томас Остенберг нахмурился:
– Сделать это не так-то просто, юноша. Приходские записи – важный документ, нельзя выдавать их первому встречному. Зачем они тебе?
Паренёк помолчал, переступил с ноги на ногу.
– Семнадцать лет тому назад в этих местах был мор, – медленно подбирая слова, начал он. – Чёрная смерть. Очень много людей умерло тогда… Я хотел бы посмотреть старую перепись тех лет.
– Для чего?
– Мне не хотелось бы об этом говорить.
Бургомистр помрачнел. Он помнил то время, помнил, как прошлась по деревням и городам своей ржавой косой бубонная чума, помнил, как жгли за городом в кучах заразные трупы, как чадили на улицах факелы и плыл над городом унылый погребальный звон. Тогда ещё не было в соборе нынешнего Малинского карильона, лишь звякал надтреснуто одинокий старый колокол. По счастью, те времена давно миновали.
– Где ты живёшь?
– В доме у площади, где пекарня.
– А, у вдовы Мютцель… И давно ты в городе?
– Четыре дня. Работаю у Иоганна Готлиба, в аптеке.
– Хорошо, – кивнул бургомистр. – Приходи в пятницу, я подумаю, что можно сделать. Но учти: одного желания мало, чтобы получить доступ к записям. Тебе ясно?
– Да, – кивнул тот. – Спасибо. Я подожду.
И он ушёл. Бургомистр облегчённо вздохнул – на сегодня этот был последним.
– Парнишка кажется мне немного странным. – Он повернулся к сидевшему у камина Бреннелю. – А что по этому поводу думаете вы, герр доктор?
– Аптекарь, – с лёгким презрением произнёс тот. – Аптекарь и помощник аптекаря из диких мест, скорее всего, с гор. Последнее время они плодятся как мухи. Народ любит лечиться у фармацевтов – ни тебе кровопусканий, ни процедур: знай себе глотай пилюли да пей микстуры. Вся эта зараза ползёт к нам с Востока, от арабов и сарацин, у которых много трав и мало знаний. Их Авиценна, конечно, кое в чём был прав, но далеко не во всём. Вот что я вам скажу, герр Остенберг: единственное, что у них стоит покупать, это яды. Более ничего. Всё остальное чистой воды шарлатанство.
– Да? – Бургомистр придал своему лицу умное выражение. – Но что вы скажете про Готлиба? Я слыхал, вы начинали вместе.
Густав Бреннель поморщился, словно съел кислое.
– Готлиб – паршивая овца в стаде, – сказал он. – Доктор, который на старости лет вдруг впал в маразм и вообразил, что можно лечить людей травками и цветами… Цех аптекарей имеет большое влияние, но почти все они просто наглые самозванцы. Впрочем, – он покачал головой, – Иоганну Готлибу можно доверять больше, чем другим, – он всё-таки доктор медицины. Хотя я не упустил бы случая поставить его на место.
– Мне кажется, перед нами как раз такой случай, – с улыбкой произнёс Остенберг.
– Вы имеете в виду этого мальчишку?
– Именно, – кивнул бургомистр. – Книги, как вы знаете, хранятся в подвалах, за семью замками, и даже я не всегда имею к ним доступ. И вдруг является мокроносый юнец и говорит, что хочет их посмотреть. Посмотреть! Вы не находите, герр Бреннель, что это нагло сказано?
– Пожалуй, – поразмыслив, согласился тот.
– К тому же, – продолжал бургомистр, – большинство книг, особенно тех лет, так испорчено крысами, что прочесть их весьма затруднительно.
– Хм! – На тонких губах доктора появилась улыбка. – А это, может быть, и к лучшему. Знаете, герр Томас, у меня появилась идея. Кажется, мы сумеем загнать Готлиба в угол.
– Пари? – оживился бургомистр. – Скажем, пятьдесят талеров?
– Принимаю!
Они скрепили спор рукопожатием.
– А теперь, – улыбаясь, сказал Томас Остенберг, – когда мы покончили со всеми делами, не выпить ли нам вина?
– Ландыш?
– Сердце.
– Ревень?
– Слабительное.
– Александрийский лист?
– Что-что? – Жуга поднял голову.
– Э-ээ… сенна.
– Тоже слабительное.
– А тысячелистник?
– От простуды…
С раннего утра в аптеке у Готлиба витал дым и чад – престарелый аптекарь и Жуга, ставший на время его помощником, плавили в медном котле белую вязкую смолу (вчера посыльный доставил от графа заказ на сургуч). Попутно Готлиб решил испытать паренька на предмет знания целебных растений. Было жарко, Жуга снял рубашку, оставшись в одних штанах. Аптекарь мельком взглянул на его шрамы, но ничего не сказал.
Аптека Иоганна Готлиба была не только и не столько лавкой, сколько провизорской – все лекарства приготовлялись прямо здесь. Жуга с интересом разглядывал длинные полки, уставленные разных размеров пузырьками, медленно, по складам разбирая незнакомые названия: «Антимоний», «Алкалия», «Зильбер Глет», «Серная печень»… А полкой ниже понаставлено и вовсе непонятно что: «Аравийская камедь», «Кинкина», «Сандал», «Фернамбук», «Драконова кровь» и даже «Адский камень» – ни больше ни меньше! Да и травы, знакомые Жуге с детства, здесь назывались иначе.