Нет, Сидоров, сказал он себе, ничего не возникает на пустом месте.
Каждый поступок, даже вроде бы не осознанный, имеет первопричину. До сегодняшнего дня он и не задумывался о том, как выглядит и сколько скопилось седины в его бороде…Альфред! Сегодня он встретил
Альфреда и услыхал от него о смерти Катерины, узнал о Прохоре и чеченских отморозках. Дальше просто - Прохора нужно наказать. А кому это надо сделать? Ему, кому же еще? Не Альфреду же Аркадьевичу, слабаку малохольному. В обличии бомжа отомстить Прохору не удастся, ведь надо близко к нему подойти, вплотную!
Сидоров зашел в свою опочивальню. В окне спальни тоже сохранились стекла, но только в верхних шипках, нижние были забиты фанерой. Свет падал спящему Альфреду на лицо. Альфред всхлипывал во сне, поскуливал, дергал носом и губами, обнажая зубы. Щенок. Ну, просто вылитый щенок. Жалкий, побитый, брошенный хозяйкой и уставший неприкаянно скитаться по улицам щенок. Спит и видит во сне своих обидчиков. А может быть, хозяйку…
- За что же тебя Катька полюбила? - тихо сказал Сидоров, обращаясь, скорей всего, к самому себе, чем к спящему Альфреду.
Подушка в плюшевой наволочке совсем сдулась. Сидоров осторожно, чтобы не разбудить спящего Альфреда, вытащил ее, придержав голову, пахнущую гарью, надул подушку и снова засунул ему под голову.
- Спасибо, Катенька, - пробормотал Альфред во сне, и его губы растянулись в добродушной и немного глуповатой улыбке.
- Не за что, - усмехнулся Сидоров и добавил: - По-моему, не за что тебя любить…
…Они с Катериной занимались любовью весь оставшийся вечер и почти всю ночь, уснули только под утро. Но выспаться им не дали.
Длинный, настойчиво длинный звонок в дверь, потом удары кулаком, а быть может, и ногами. Наверное, тот, который хотел попасть в квартиру, был уверен, что хозяйка дома.
Сидоров посмотрел на Катерину, она лежала с закрытыми глазами, но не спала, под такой грохот и звон не проснулся бы разве что мертвый.
- Я закрыла дверь на внутренний замок, - сообщила она, открывая глаза и вздохнула: - От наружного замка у него ключ есть.
- Он, это…
- Стас.
- Стас? Кто такой Стас?
- Мой любовник. Теперь бывший… Наверное, его выпустили из милиции.
- Так вот почему ты сомневалась приглашать меня к себе или нет, - догадался Сидоров.
Катерина не ответила.
- Надо открывать, - сказала она, вставая и набрасывая на точеное миниатюрное тело шелковый халатик. - Иначе, он дверь вышибет.
В дверь барабанили.
- Чтобы всякие придурки не могли выбить дверь, надо железную ставить, - посоветовал Сидоров.
- Ты боишься?
- Я?!!
Катерина затянула поясок халатика и пошла открывать, а Сидоров натянул штаны и поспешил за ней.
В прихожей у входной двери стоял молодой мужик довольно внушительных размеров. Сидоров оценивающе оглядел его с порога спальни, но вошедший его пока не замечал. Пожалуй, он был даже чуть выше Сидорова, рост которого не дотягивал только четырех сантиметров до двух метровой риски на ростомере. Выше и намного тяжелей. Он был не то, что толстый, так скажем, малость рыхловат. У мужика были безумные голубые глаза, всклокоченные светлые с рыжинкой волосы, совершенно рыжие усы, вислые, как у руководителя ансамбля 'Песняры',
Владимира Мулявина. Лицо Катиного любовника (бывшего любовника) было покрыто красными пятнами.
Так, отметил про себя Сидоров, моя черноглазая малышка любит крупных блондинов.
- Ты почему…? - Мужик даже подавился от возмущения. - Почему так долго не открываешь.
- Проходи, Стас, - спокойно сказала Катерина. - Завтракать будешь?
Или тебя в милиции покормили?
- Ты почему не открывала, я спра…, - Стас, наконец, заметил
Сидорова. Глаза его чуть не выскочили из орбит. У него отвисла челюсть. Он долго смотрел на соперника, а потом перевел взгляд с
Сидорова на Катерину: - Ах ты…сука! Ах ты блядь! Изменять мне вздумала со всякими пидорами?
- Э, любезный! - Сидоров вышел в просторную прихожую и направился к Стасу. - Базар фильтруй.
- С тобой я чуть позже разберусь, герой-любовник. А сначала…, -
Он занес руку для пощечины. - Получай, сука!
Ударить Катерину Стасу не удалось - Сидоров был уже рядом, успел перехватить разящую руку, отметив про себя, что противник достаточно силен, но что сила эта основана всего лишь на массе Стасова тела.
Раздумывать и пытаться унять экс-любовника словами Сидоров не стал, ударил резко, без замаха, но со всей силы, как в десанте учили - под подбородок. Услышал, как клацнули зубы и хрустнули шейные позвонки от резкого рывка головы. Не убить бы только, подумал запоздало.
Повезло, Стаса он не убил, но вылетел тот из прихожей, открыв спиной дверь, как пробка из бутылки. Силой инерции пересек лестничную площадку и ввалился в открывающуюся дверь лифта, подмяв под себя какую-то старушку.
- Убивают! - глухо запищала старушка под Стасом. - Хулиганье!
Наркоманы несчастные! - И попыталась выбраться из-под него, выпинывая его ногами и выталкивая руками.
Стас выполз из лифта и уселся на мозаичный пол площадки, тряся головой и массируя шею. Бабушка тоже кое-как вышла из кабины и, брызжа слюной, заголосила:
- Наркоманы! Алкоголики! Я этого так не оставлю! Я сейчас же в милицию позвоню! Пусть они приедут и всех вас к себе заберут!
- Не надо милиции, бабуся, - сказал Сидоров. - Этот человек только что оттуда. Давайте решим вопрос миром.
Он наклонился и, пошарив в кармане пиджака у сидящего на полу
Стаса, вытащил бумажник. В бумажнике были только доллары, в основном сотки, не одного российского рубля. Ста долларов за беспокойство, пожалуй, бабуле много будет, решил Сидоров. Найдя пятидесятидолларовую купюру, он отдал ее старушке, а бумажник вернул поверженному и мало что сейчас соображающему Стасу. Потом помог ему подняться и, взяв под руку, спросил:
- Так что, завтракать будешь? Я не понял.
- Пидор, - сказал Стас, тупо глядя перед собой.
- Ты неисправимый сквернослов, - заметил Сидоров осуждающе.
- Хулиганье! - ворчала старушка, тыча ключом мимо замочной скважины соседней двери. - В тюрьму бы вас всех… А тебе,
Екатерина, я последнее предупреждение делаю: если еще хоть раз, если хоть какой-то шум, если… И хватит уже на кровати скакать всю ночь! Вы что, дети малые? Твоя спальня через стенку от моей. А стены тонкие, слыхать все. Я полночи сегодня уснуть не могла.
- Извините, Серафима Юрьевна, - Катерина повинно опустила вниз свои черные очи. - Я поставлю кровать на кухне. Ладно?
- И чего так скакать? - недоуменно ворчала бабушка Серафима.
4.
Этот кошмар никак не мог закончиться. Альфред спал и видел сон, но не понимал, что это всего лишь сон, считал происходящее явью. Кошмар был бесконечным, как коридор, в котором он заблудился, спасаясь от чеченцев.
Он не видел преследователей, но знал - это чеченцы, и они гонятся за ним, чтобы перерезать ему горло острым, как бритва, ножом.
Коридор был освещен красным призрачным светом, а чеченцы находились где-то рядом, шли за ним по пятам. Он ощущал их присутствие, даже иногда слышал позади себя их гортанные голоса.
Увидев какое-нибудь ответвление коридора, Альфред тут же бросался туда, надеясь, что чеченцы это ответвление не заметят и пройдут мимо. Но они, как собаки, чуяли, наверное, куда он повернул, и шли следом. Вдруг коридор закончился. Тупик. Сейчас появятся его преследователи. Альфред с ужасом представлял себе, как один из них вытащил из ножен кинжал и, попробовав сверкающее лезвие пальцем, сказал другому: