— Я уже остановил камеру. Еще когда она обозвала англичан наркоторговцами.
— Потрясающе, — сказал репортер. — Она умудрилась оскорбить наших английских союзников, опорочить дзенскую и кегонскую церкви и ввернуть противозаконную коммунистическую пропаганду, и все это в каких-нибудь трех предложениях.
— Спросите ее про ее книги, — сказала женщина с противоестественно тугими кудрями и кроваво-красной помадой. — Их все любят.
— Верно, — подтвердил оператор. — И это — реальная связь с нашими почитаемыми национальными традициями.
— Ну, ладно, — с некоторым сомнением сказал репортер. — Фуми, покажи ей какие-нибудь ее книги. Возможно, ей требуется освежить память.
Безвкусно размалеванная женщина, которая была бы довольно красивой, если бы не вся эта косметика, вручила Дзинтоку детскую книжку с красочными иллюстрациями. Это была сказка про Персикового Мальчика, родившегося в персике. Иллюстрации были яркие и веселые. Даже демоны, и те выглядели дружелюбными.
— Мне очень нравится, — сказала Дзинтоку. — Спасибо.
— Нет-нет! — сказал репортер. — Это вы написали эту книгу, так же как и эти все. — Он положил на стоящий между ними столик целую стопку книг. — Они пользовались огромной популярностью в эпоху Мэйдзи. Теперь, когда оккупация закончилась, эти книги снова стали популярны. Я думаю, они напоминают людям о старых добрых временах.
— Я написала эти книги? — Дзинтоку пролистала другую книжку. В ней рассказывалось про Принцессу-Черепаху. — А я и не знала, что умею так хорошо рисовать. Как это печально. Я так безвозвратно утратила этот талант, что даже не помню, что я им когда-то обладала.
— Вы написали эти книжки. Записали пересказ старых сказок. Вы не рисовали иллюстрации. Это сделал попечитель этого монастыря. — Репортер повернулся к оператору. — Очень жаль, что мы не можем поговорить с ним. Получилась бы изумительная история.
— Не уверен. Вдруг он тоже принялся бы нести то же самое, что и она? — отозвался оператор.
— Так эти рисунки нарисовал Горо?
Репортер повернулся к женщине.
— Кто такой Горо?
Она просмотрела свои бумаги и покачала головой.
— Понятия не имею. Его нет в списке.
— Выясните, — приказал репортер и снова повернулся к Дзинтоку. — Вы не помните попечителя этого храма? Это был американец, Макото Старк.
— Макото? Макото — наш попечитель?
— Он им был, преподобная настоятельница. Он скончался много лет назад.
— Бедный мальчик!..
На глаза Дзинтоку навернулись слезу. Неужто он так и не оправился от полученной раны? А ведь когда она видела его в последний раз, он вроде бы так хорошо выглядел… Насколько могла припомнить Дзинтоку, эта встреча произошла в пятнадцатом году эпохи Мэйдзи, семьдесят один год назад. Если Макото и вправду нарисовал картинки к этим книжкам, как утверждает этот развязный человек, значит, должно быть, он все-таки оправился от раны и умер позднее, по какой-то другой причине. И все равно печально. Дзинтоку помнила молодого человека, и потому в душе оплакивала именно того молодого человека, которого сохранила ее память.
— Ну чего, можем заканчивать, — сказал репортер.
— Что, все провалено? — поинтересовался оператор.
— Ничего подобного, — отозвался репортер. — Я — мастер монтажа. Соберем все фрагменты, где она улыбается, и вообще все, что удалось. Никаких непосредственных разговоров с нею. Фуми поработает голосом за кадром. В общем, я из нее сделаю конфетку.
Он поклонился Дзинтоку.
— Большое вам спасибо, преподобная настоятельница. Мы обязательно сообщим вам, когда передача должна будет выйти в эфир, чтобы вы могли посмотреть на себя по телевизору.
— Я вижу себя каждый день, — сказала Дзинтоку. — Мне не нужен для этого телевизор.
— Спасибо за то, что вы приехали, чтобы побеседовать с преподобной настоятельницей, — сказала монахиня. — Она не хотела быть невежливой. Просто она всегда идет прямым путем, вот и все. Насколько я понимаю, она была прямодушной с самого детства.
Пока Дзинтоку наблюдала за отъездом телевизионщиков, ей вспомнилось, о чем она думала, когда проснулась этим утром. В начале осени четырнадцатого года правления императора Комэй, когда ей, кажется, было четырнадцать лет, она нашла свиток, спрятанный под камнем старого фундамента. Она собиралась отдать его госпоже Ханако, но госпожу Ханако убили в бою, и потому она решила припрятать этот свиток до тех пор, пока не представится возможность отдать его в руки князю Гэндзи. По причинам, которые настоятельница сейчас уже не помнила, свиток так и остался у нее, по сей день. Разворачивала ли она его, читала ли? Если и да, то сейчас она ничего не помнит. Но точно помнит, куда она его спрятала. Или она его переложила?