— Госпожа, у вас «посетитель»?
Сидзукэ улыбнулась.
— Я думала, ты не веришь в посетителей.
Слезы заблестели на глазах у Аямэ, а потом потекли по ее совсем еще детским щекам.
— Я обещаю верить во все, что вы мне скажете, моя госпожа.
— Ты была мне верным и любящим другом, Аямэ. Когда я уйду, помни обо мне, а когда моя дочь подрастет, расскажи ей обо всем. Ты это сделаешь?
— Да, — отозвалась Аямэ, задыхаясь от обуревающих ее чувств. Она склонила голову и умолкла, не в силах сказать более ни слова.
Сидзукэ вернулась обратно в комнату, где ее ждал князь Киёри. Он уже взял себя в руки и теперь поднес что-то к губам. Судя по тому, как были сложены его пальцы, это была миска. Суп, отравленный желчью рыбы-луны.
Тысячи голосов взвились в военном кличе и затопили собою ночь за окном.
Прошлому и будущему предстояло вот-вот встретиться в смерти.
1867 год, дворец князя Саэмона.
— На сегодняшнем заседании произошло кое-что очень любопытное, — сказал князь Саэмон своему управляющему. — Князь Гэндзи предложил принять новый закон.
— Что, еще один? — спросил управляющий. — Он явно заразился от чужеземцев их болезненным пристрастием к созданию законов. Им нужно столько законов, потому что у них нет руководящих принципов. Гэндзи настолько стремится уподобиться им, что оказывается от традиций наших досточтимых предков.
— Несомненно, ты прав. Но если даже отрешиться от этого, закон, который он предложил, чрезвычайно любопытен.
— В самом деле?
— Он хочет отменить установления, угнетающие отверженных. Более того, он желает запретить даже использование термина «эта».
— Что? — Лицо управляющего потемнело, как будто у него мгновенно выросло давление.
— Да, и заменить его термином «буракумин». «Люди деревень». Очаровательно, не так ли?
— Мой господин, неужели он действительно заговорил об этом в присутствии собравшихся князей?
— Да, — отозвался князь Саэмон, с удовольствием вспомнив, какой у всех сделался потрясенный вид — кроме него самого, да и то исключительно за счет его нерушимой привычки сидеть на заседаниях с таким видом, словно он заранее все одобряет.
— И что, никто не возразил?
— Князья Гэйхо, Мацудайра, Фукуи и некоторые другие вышли прочь. Князь Гэндзи нажил себе нескольких новых врагов и позаботился о том, чтобы не потерять старых.
— Но что могло заставить его совершить подобную глупость? Неужели он наконец-то сошел с ума?
— Он сказал — и это звучало весьма убедительно, — что никакие западные страны, и в особенности самая сильная их них, Англия, никогда не примут Японию как равную, пока в ней существуют законы против отверженных. Это нарушает нечто, что чужеземцы именуют «правами». Он сказал, что англичане не уважают индусов, невзирая на их древнюю и богатую культуру, именно по этой причине.
На лице управляющего отразилось беспокойство.
— Я надеюсь, вы его не поддержали?
— Конечно же, нет! Я как председатель не могу принимать ничью сторону. Я просто поставил на вид, что сперва необходимо в точности уяснить мотивы чужеземцев, в особенности англичан.
— Это было очень мудро с вашей стороны, мой господин.
— Ты занялся тем делом, которое я тебе поручал?
— Да, господин. В точности установлено, что примерно пять лет назад князь Гэндзи повел отряд самураев в княжество Хино. Свидетелей самого нападения не осталось. Как бы то ни было, после ухода князя Гэндзи стоящая в удалении деревня была найдена сожженной дотла. Все ее обитатели были перебиты. Вывод напрашивается сам собою. Да, мой господин, любопытное совпадение — возможно, оно вас позабавит. Это была деревня эта.
— Да, это и вправду любопытно, — согласился Саэмон. Гэндзи предлагал принять закон в пользу тех самых людей, которых не так давно резал без жалости. Это не имело смысла. И все же эти два факта были как-то связаны между собою.
— Найди и расспроси выживших. Ответ спрятан так хорошо, что мы не сможем даже разглядеть вопрос, не получив дополнительных сведений.
— Князь Саэмон, выживших не осталось. Все до единой хижины были сожжены. На пожарище отыскали и впоследствии захоронили сто девять трупов. Именно столько человек там и проживало.
— Там были похороны.
— Да, господин.
— Кто-то хоронил э… — Саэмон остановился и заменил слово, которое едва не произнес, на другое, предложенное Гэндзи. — Кто-то хоронил буракумин.