Едва лишь услышав слова «три золотых су», Кими поняла, что она уже все равно что на Филлипинах или в Сиаме, где бы это ни было. Она не верила ни единому слову этого явного пройдохи — про повеление сёгуна, новые возможности и все прочее, — и сомневалась, чтобы хоть кто-нибудь из ее односельчан ему верил. Но нищие крестьяне, которым нужно было кормить слишком много ртов, просто не могли устоять перед таким предложением.
— А теперь скажите мне правду, — произнес торговец, по-прежнему державший на виду у крестьян полную пригоршню золота, — разве вы думали, что доживете до такого дня, когда самая обычная дочь-бесприданница будет стоить так дорого? Воистину, мы живем в невиданные времена!
Три сестры Кими уже были замужем, и у всех были маленькие дети, которых нельзя было оставить. Кими была единственной, кто мог отправиться в дорогу. Она и отправилась — в тот же самый день, вместе с еще шестью девушками из их деревни. Она даже не успела взобраться в Мусиндо и попрощаться с Горо.
Две недели спустя она сидела на складе, неподалеку от причалов, в порте Йокогама, и вместе с сотней девушек и молодых женщин ждала корабля, который должен был отвезти их в какое-то место, именуемое Лусон. Сказочки про служанок, поварих и экономок давно были позабыты. Многих девушек постарше охранники уже успели изнасиловать, а некоторых — и не по одному разу. Кими и другие девушки избежали этой судьбы лишь потому, что торговец постоянно напоминал «людям волны», что самые молодые девушки принесут двойную прибыль, если довезти их до места девственницами. Благодаря этому хрупкому равновесию между похотью и алчностью Кими пока что пребывала в безопасности. Однако же, это была безопасность, лишенная надежды. Кими наконец-то это поняла. Ее продали. Ее же собственные родители.
На протяжении нескольких дней мысль о побеге помогала ей сохранять энергию и бодрость духа. Но вскоре все это развеялось. Куда ей бежать? Если она вернется в деревню, «люди волны» придут за нею, и что тогда делать ее родителям? Они отдадут ее обратно — потому что если они ее не отдадут, им придется вернуть золото, а этого Кими не могла себе и вообразить. Она помнила, какие у родителей сделались лица, когда монеты очутились у них в руках. А если не возвращаться в деревню, что она будет делать? Как ей выжить здесь, в Йокогаме, городе, набитом незнакомцами, людьми, оторвавшимися от своих корней, как те же «люди волны», что держали ее в неволе?
Отчаянье ввергло ее в отупение, а отупев, Кими потеряла представление о времени.
Вот такой теперь будет вся ее оставшаяся жизнь. Неопределенной, смутной, оцепеневшей. Ее будут использовать до тех пор, пока она не перестанет приносить пользу, а потом она умрет. Что за проклятие — родиться женщиной! Будь она собакой — пусть даже собакой женского пола, — она хотя бы находилась под защитой старых законов сёгуна, предписывающих, как надлежит обращаться с собаками. А законов, предписывающих, как надлежит обращаться с женщинами, не существует.
Кими очнулась от перепуганных криков девушек, находившихся ближе прочих к выходу из их загона. Кими тут же постаралась забиться за толпу. Возможно, пока что ей нечего было бояться, раз в качестве девственницы она была ценнее, но безопаснее было не слишком полагаться на их алчность. Эти негодяи, погрязшие в пороках, были ненадежны даже в проявлении пороков. Достаточно минутной слабости — а «люди волны» состояли из слабостей. Так что Кими предпочла спрятаться.
— Это правильно. Кричите, кричите, — сказал один из охранников. Остальные расхохотались. — Что, страшно на него смотреть? Следующую смутьянку, которая не будет делать, что ей велено — причем делать быстро и хорошо! — мы отдадим ему. Как вам это понравится, а? Эй, ты! Да, ты! Кого ты выберешь? Его или меня?
Кими не видно было, что там творится, но ей не нужно было видеть, чтобы знать. Она слышала смех, перепуганное бормотание, звук открывающейся двери, шарканье ног. Она оказалась плотно зажата между другими девушками — чувствовалось, насколько они испуганы. Все они старались оказаться как можно дальше ото входа.
— Мы оставим его здесь, чтобы он присматривал за вами, — сказал охранник. — Если вы соображаете, что для вас лучше, то будете вести себя хорошо, пока нас нету, а не то — смотрите!