Но не толпы и не стены были главной причиной его внутреннего смятения. Буря беспокоила его куда сильнее. Он никогда еще не видел такого устрашающего буйства в небе. Ни в родных степях, ни на бескрайних равнинах Китая, ни среди гор и долин Японии. Сверкание молний непрерывно раздирало небо, а за молниями тут же накатывался грохот тысяч призрачных коней, скачущих галопом. А за время непредсказуемого промежутка между молнией и громом Го передергивало. Все это делалось еще более зловещим из-за странного покоя у самой земли. Несмотря на всю ярость стихии, земли не касался ни ветер, ни дождь, и вообще ничего, свойственного такой буре. Это было знамение. В том не могло быть ни малейших сомнений. Но что оно предрекало? Оно не могло возвещать о приближении новой Танголун. Го был последним в роду ее потомков, и у него был всего один отпрыск, сын Чиаки. Проклятие ведьмовства могла унаследовать лишь женщина. Жена Го родила девочку до Чиаки, и еще двоих — после него. Го убил всех трех младенцев сразу же после родов. Жена плакала, но не задавала ему никаких вопросов и не пыталась его остановить. Как она и обещала, она ставила его счастье превыше своего. Значит, новая нюргенская ведьма не появилась на свет и не появится. Тогда почему при каждой вспышке молнии и при каждом раскате грохота небесных копыт его охватывает такой страх?
Среди нюргенов буря, пронесшаяся после победы, считалась предзнаменованием великой важности. Японцы, конечно же, смотрели на все это иначе. Для них буря была гневом бога грома, которого лучше всего умиротворяли молитвы, возносимые жрецами, подношения или пища, предлагаемые женщинами и детьми, и беспробудное пьянство мужчин. Последнее было вполне предсказуемо. Любое хотя бы мало-мальски значимое событие всегда влекло за собою потребление целого океана сакэ, рисового вина, к которому, судя по всему, все самураи успевали пристраститься еще в ранней юности. Если бы нюргены столько пили, они никогда бы не завоевали богатые пастбища между горами Синего Льда и рекой Красного Дракона. Если бы монголы столько пили, они никогда бы не завоевали нюргенов, и Го по-прежнему кочевал бы вместе со своими соплеменниками по просторам Центральной Азии.
— Го! Иди выпей с нами!
— Великий генерал! Просим, просим!
— Твое имя навеки останется в ряду величайших героев Ямато!
Самураям нетрудно было восхвалять его столь безудержно. Он был чужеземцем и навсегда останется чужеземцем. А потому он не представлял угрозы ни для кого из них. Он никогда не будет плести заговоров против своего господина, никогда не будет стремиться заполучить собственные владения, никогда не поведет армию на Киото, дабы побудить императора даровать ему полномочия сёгуна. Чужеземец никогда не будет править княжеством, никогда не заручится верностью других владетельных самураев, никогда не станет сёгуном. Этой величайшей чести могли удостоиться даже не все самураи, а только немногие избранные, принадлежащие к клану Минамото, клану легендарного Ёсицунэ. Хиронобу состоял в отдаленном родстве с этим великим семейством — через свою бабушку по материнской линии. Быть может, когда-нибудь настанет день, когда он сможет задуматься об этой возможности. Но не Го. Он ведь даже не японец. И потому самураи, нисколько не колеблясь, громко и искренне восхваляли его.
Го не знал, что предвещает эта буря, но был не особо оптимистичен. Он помнил, что говорили старики в его племени. Если верить им, в последний раз грохот копыт в тучах звучал так громко перед рождением величайшей ведьмы нюргенов.
Танголун.
Танголун, из рода которой происходила его мать.
Та самая Танголун, которая велела легендарному Атилле идти на запад следом за солнцем. Считалось, что много столетий назад Атилла так и поступил, и гунны двинулись вместе с Атиллой, и обрели свой новый дом на западном краю мира, где и проживали до нынешнего времени и пасли свои стада на плодородных пастбищах, защищенные кольцом гор и расселившись по обоим берегам могучей реки.
И как бы настойчиво Го ни утверждал, что это всего лишь басня, сочиненная его матерью, чтобы уверить всех в своих якобы существующих волшебных силах, ему никогда не удавалось переубедить стариков.
Гунны не все были перебиты монголами, — говорили старики. Те, кто пошел следом за Атиллой, выжили и бежали в горы Урала. Когда-нибудь и нюргены отправятся туда.
Древние, тайные истины ведомы ведьмам, — говорили старики, — которые скачут вместе с бурей и небесными табунами. Настанет день, и с бурей поскачет та, что разделяет с ними это знание.
Все предсказания его матери, — говорили старики, — всегда сбывались в точности, и невозможно отрицать силу ее заклятий. Настанет день, и явится чародейка, чьи заклинания откроют все тайны без исключения.