Вечерами он пропадает на улице. Потом тайком проникает в дом, но иногда папа не спит.
И он делает то, что его папа, быть может, хотел бы делать по вечерам, вволю напившись вина и пива, но никогда не решается: он бьет, когда считает, что это нужно. Он бьет тех, кто становится у него на пути. Он бьет ректора — и мама с бабушкой находят в себе силы прийти в школу.
И он продолжает учиться в своем классе.
«Огромный талант», — говорит фрёкен.
Мальчик бьет, когда никто не видит, выбивает из себя все чувства, те безымянные чувства, которые никуда не ведут, а только водят по кругу: двор в Берге, начальная школа в Онестаде,[23] квартира — две комнаты с кухней и бабушкин дом, так на нее не похожий. И быстрые ноги беспокойно барабанят по земле, словно спрашивая: для чего он, этот мир, нужен?
14
«Скорая» с изрешеченным телом Йерри Петерссона медленно движется в сторону леса, словно стараясь не разбудить или не потревожить мертвеца. Собака в машине лает ей вслед, прыгая на стекло.
Стоя на склоне замкового холма, Малин Форс видит, как раскачиваются на ветру зеленые фонари, как их напоминающий о лесе свет добавляет этому серому дню мрачности. На поляне в кучах перегноя то тут то там мелькают яркие осенние листья, словно сложенные бумажки с красочными детскими рисунками. А голые кроны возвышающихся над холмами деревьев, кажется, с любопытством смотрят удивительный спектакль сегодняшнего дня и машут ветвями под порывами ветра, будто прощаясь.
Вопросы те же, что и всегда в начале расследования. Малин задает их себе и знает, что это же делают и другие члены разыскной группы.
Как разобраться во всем этом?
Что случилось?
Кем ты был, Йерри Петерссон? Ответ на вопрос, откуда явилось насилие, всегда надо искать в жизни убитого и в его смерти. Что за механизм запустило в движение его возвращение в эти места? Он прожил здесь целый год, но порой зло пробуждается медленно.
И вот, кажется, лес перед ней расступается, деревья расходятся, и зияющая пустота между стволами наполняется мраком, кишащим бесформенными существами. Малин слышится голос: «Я буду летать здесь тысячи лет, я буду господином над этими землями».
«Спаси меня! Я очень виноват, но спаси меня, дай мне прощение!»
А потом тот же голос спрашивает шепотом: «Почему я стал тем, кем я стал?»
Женщине видятся бледно-желтые змееныши, извивающиеся у нее под ногами. Она топчет их, но они не исчезают.
Малин зажмуривает и снова открывает глаза.
Змееныши и существа пропадают. Обычный осенний лес, удручающе серый. Под ногами гравий. Что это было? Тем не менее она не чувствует страха. «Я схожу с ума или просто слишком много пью и нервничаю?» — спрашивает себя Малин. А потом она думает о том, что здесь всего лишь несколько часов назад один человек в ярости зарезал другого.
Кто-то убил Йерри Петерссона.
Она снова включает мобильник, выключенный, как только она оказалась здесь. Два пропущенных звонка, оба от Туве, но сообщений нет. Я должна, должна перезвонить ей сейчас же.
Собака замолчала. Должно быть, легла на заднем сиденье.
— Малин, Малин!
Она узнает голос Даниэля Хёгфельдта. Он зовет ее с водительского места репортерского автомобиля «Коррен».
Ей хочется показать ему средний палец, но вместо этого она кивает ему.
— Что ты можешь мне предложить? — У него живой, заинтересованный голос.
— Забудь об этом, — отвечает Малин.
— Ведь он убит, так? И это Петерссон.
— Ты узнаешь об этом позже. Карим наверняка соберет пресс-конференцию.
— Ну пока, Малин!
Женщина кивает, а Даниэль улыбается, тепло и приветливо. Именно той улыбкой, какая ей сейчас нужна. Это так заметно?
Даниэль написал статью о Йерри Петерссоне. Может, он что-нибудь еще знает? Но я не буду спрашивать его сейчас, мне нужно многое проверить.
Когда Малин переехала к Янне, она думала, что любовных свиданий с Даниэлем больше не будет. Он позвонил ей однажды вечером, когда она садилась в машину, чтобы отправиться домой после тренажерного зала в подвале полицейского участка, где выжала из себя все соки и тем не менее чувствовала, что телу этого недостаточно, чтобы успокоиться.
— Ты можешь приехать?
Через десять минут она лежала голая в его постели в квартире на Линнегатан.
Они не сказали друг другу ни слова. Ни в тот раз, ни в следующий, ни потом. Он просто брал ее с той силой, на какую было способно его тело, а она отдавалась ему. А потом они оба кричали и смотрели друг на друга, словно спрашивая: что это такое? Что мы делаем? Чего нам не хватает?