- Вот уж не думал, что в Ладрильо-Рохо на работу набирают клинических идиотов. - покачал головой я и моё раздражение всё же прорвалось сквозь плотину самоконтроля, голос похолодел, в нём зазвучали стальные нотки. - Остыньте убогие! Последний раз повторяю - позовите хозяина или управляющего.
Оскорбление - так себе. Способно разгорячить кровь молодого дворянчика - не более. Впрочем, вышибалы остались довольны даже такой малостью.
- Шо. Ты шо ваще вякнул? Ты как нас назвал, падаль! - взвизгнул охранник справа от меня, резко с подшагом, приседая на переднюю ногу, вдобавок, корча страшную, по его мнению, рожу.
- Ну ты попал. - с нескрываемой радостью и отеческой мягкостью в голосе протянул молчавший доселе мужчина слева.
Мужик в подтяжках напротив - побагровел так, что это стало заметно даже в темноте, нахохлился и зарычал.
- Эта, Ваше Благородие. - одноглазый за моей спиной мурлыкал словно кот добравшийся наконец до вожделенной сметаны. - Зря вы так с нами. Мы, понимаешь ли, к вам со всей душой, а вы нас словечками плохими называете.
В спектакле наступал апофеоз. Маски сброшены, роли распределены, актёры расставлены. Похоже, что пьеса эта повторялась у них не раз и не два. Менялся только исполнитель главной трагической роли. Труппа приставала к посетителям, одноглазый и те два клоуна, что стояли по бокам, выступали в роли говорунов, а бугай в подтяжках, игравший похоже первую скрипку, тем временем взвинчивал себя, доходя до нужной кондиции.
Я в наглую усмехнулся ему в лицо. Пусть побесится. Не знаю, по какой причине они избрали меня своей жертвой. Возможно, сегодня просто не оказалось других кандидатов, или на эту роль им подходили только приезжие или я просто попал не в то время и не в то место, как бы то ни было, мне явно хотели пересчитать зубы и основательно помассировать рёбра.
А ведь если подобный контингент наглеет - означает это то, что они верят в то, что выдут сухими из воды. Можно сделать вывод, что Городская стража их не трогает. Работа у них такая - усмирять непонятливых и буйных посетителей. А уж сделать так, чтобы жертва оказалась крайней - дело техники.
- Тык вот ваше благородие. Есть у нас для вас одна подходящая комнатка. - заливался за моей спиной одноглазый. - Мы только плату за неё берём соответствующую. А там хозяева как прибудут, сразу доставят вас в номер.
Это он намекает как раз на охранку. Ясно, что городская стража в таких мелочах разбираться не будет. Таверна заведение частное, а уголовники здесь на службе числятся - значит, вправе пресекать противоправные действия. А как уж там будет оправдываться задержанный - дело десятое, даже если он будет гол, бос и при смерти. Чужак же приблудный, от таких в пограничном городе чего ещё ожидать. Короче - обычная для не коронных городов вольница и издержки народовластия.
- Не думаю, что у вас найдётся разменная монета. - громко и чётко ответил я не оборачиваясь.
И понеслась! Вышибалы одновременно набросились на меня. Трое в полном молчании, а их главный с диким, первобытным воплем, который вполне мог разбудить обитатели соседних особняков.
Действовали они по явно давно отработанному сценарию. Жертва, испуганная внезапностью и довольно грозным видом этого Карлоса в подтяжках, делала шаг назад. В объятия к одноглазому, по имени Роже. Тот бил её чем-нибудь по голове или подкатывался под ноги - не суть важно. Главное, что в результате несчастного валили на землю и уже вчетвером безнаказанно избивали до потери сознания.
Я же скользнув вперёд, прямым ударом впечатал кулак в его квадратную челюсть. Просто и незатейливо, всем своим немалым весом, чего тот, похоже, никак не ожидал, налетев удар, будто кавалерист на выставленную пику. По его скромному мнению, жертва должна была быть деморализована его оглушительным криком и грозным видом, а та почему то показала зубы. Носитель подтяжек крякнул и плашмя повалился на пол где и остался лежать тихонько постанывая.
За моей спиной раздался тихий стук. Одноглазый вышибала, зовущийся Роже, ещё не поняв, что что-то пошло в разрез сценарию, отрепетированным движением встал на четвереньки, подставляя мне под колени правый бок. Уже находясь в столь необычном положении, он криво улыбаясь, поднял на меня своей единственный глаз. Мгновеньем позже, я с разворотом впечатал каблук своего сапога в его противную харю, а затем вторым быстрым ударом познакомил его длинный и без того кривой нос с закреплённой на мысу стальной чашкой. Одноглазый дёрнулся, руки его ослабли и разъехались. Потеряв сознание, он начал заваливаться набок, обильно орошая пол кровью из расквашенного носа и порванного каблуком рта.