- Это ктой-то?
- Это мужик который сам себя добровольно в тележку впряг. Работа у него такая. - подал голос Родриге. - Я вот только думаю, разве не крупноват то этот налог этот выходит? Он же ему полновесный империал отдал.
- Шесть человек, четыре лошади, ночная смена, ещё чего-нибудь. Думаю, что при любом раскладе перевозчик останется в выигрыше. - я откинулся на спинку своего сиденья и потянувшись всем телом замолчал.
- Да какой тут выигрыш. - покачала головой Марфа. - Вон, какой фургончик у них потрепанный, где же тут «выигрыш».
- Вспомните, сколько вам пришлось заплатить за эту поездку. В цену билета входят все предусмотренные и не предусмотренные маршрутом поборы и риски. - я сладко зевнул. - Въезд в пару городов, бесплатные ночёвки в тавернах, пересечение платных мостов и даже наша неожиданная переправа на паромах. За возможность пользоваться привилегиями пассажиров почтовой компании и не мокнуть под дождём, мы заплатили в три, а то и в четыре раза дороже, чем стоило бы нам, то же путешествие в арендованном у частника вагончике.
- Но так же безопаснее...
- В том то и соль. Мы получаем безопасность гарантированную Империей и уверенность, что нас постараются довести до пункта назначения с максимальным комфортом. Со своей стороны мы в течение всей нашей поездки платим практически за всё, что происходит с экипажем в дороге. - я поглубже закутался в плащ бросив недовольный взгляд на открытую дверцу. - А то, что дилижанс старый, ну так зачем владельцу лишние расходы, покуда он худо-бедно ездит и вроде даже не разваливается.
Вернулся ново-ин и разговор не получил своего продолжения, хотя возвращаясь к вопросу въездных пошлин, стоило отметить, что основные посетители торговых городов - купцы и караванщики. Люди в массе своей совсем не бедные и привыкшие тратить любые деньги ради безопасности как себя, так перевозимых ими грузов. Вот и жители подобных Ладрильо-Рохо городов не стеснялись брать то - что, по их мнению, принадлежит им по праву.
Прошло ещё несколько минут и наконец, от надвратной башни послышался протяжный металлический скрип. Толстые цепи поползли вверх, поднимая первую, а за ней вторую массивную решетку. Кучер, в который раз звонко чихнув, забросил в салон откидную подножку и хлопнув дверью, начал забираться в свою кабинку. Дилижанс вновь слегка накренился под его весом, а второй кучер не дожидаясь, когда его напарник займёт своё место, хлестнул лошадей. Экипаж тронулся с места.
Где-то в метрах двадцати за нами гулко, с протяжным звоном несколько раз ударили в колокол. Элементы подъёмного механизма ворот со звонкими щелчками заклёкотали, взводя под весом отпущенных со стопора, падающих решёток могучую пружину ворота. С грохотом слегка заострённые стальные балки вошли во вмонтированные в камень мостовой чугунные формы. Я же подумал, что не завидую жителям близлежащих к надвратным башням домов.
За окном потянулась улица из выстроенных впритык двух и трёх этажных домов с фасадами отделанными плитами из какого-то красноватого камня. Кое-где они освещались вставленными в специальные ниши факелами. Некоторые хозяева тратили освещение пустующей улицы совсем не дешёвое в наши дни электричество. Почти во всех домах на первых этажах не было окон. Крепкие арочные двери с тяжёлыми, круглыми ручками-стучалками и ромбическими смотровыми глазками, находились в окружении различных затейливых декоративных украшений, из всё того же красного камня.
Верхние этажи наоборот щеголяли стройными рядами окошек абсолютно разных размеров и форм под двускатными, остроконечными крышами. Где-то они были закрыты ставнями, в других горел свет и виднелись разноцветные мягкие шторы. С вынесенных на улицу балок межэтажных перекрытий свисали горшки в шарообразных и конических подвесных корзинах, а из земли, оплетая стены весело извиваясь, рос широколистный вьюн.
Под звонкий цокот лошадиных копыт эхом разносящийся по пустынной улице мы промчались мимо витрины небольшого магазинчика, бывшего, если судить по слепой вывеске изображающей два перекрещенных батона, местной булочной. Внутри суетились пригожие молодые девушки в белых фартуках и чепчиках. В этот поздний час они трудились как пчёлки, перетаскивая большие накрытые тканью корзины. Двигали маленькие столики и меняли нежно-розовые скатерти, застилающие многочисленные прилавки с которых хмурый мужчина в чёрном переднике убирал непроданный за день товар.
Засунув руку в приплечную щель кирасы, я выудил маленькие часики за закреплённую в петельке цепочку и бросил взгляд на слегка фосфоресцирующий циферблат, по которому бежали, отсчитывая минуты и часы резные золочёные стрелки. Шёл второй час ночи, шестнадцатого числа, восьмого месяца Красной луны. На дворе был четыре тысячи сто двадцать пятый год от основания Империи.