ЕВГЕНИЯ
Да, представь себе, Гильом, она и вчера вышивала на пяльцах голубые башни и города.
АРИАДНА
И еще хочется произносить бессловные обеты и свершать молча жертвоприношения.
ЕВГЕНИЯ
И все это почти как во сне – кажется странным.
Ручная лань в золотом ошейнике ложится на ковре у кровати.
АРИАДНА
Сегодня должны были совершиться осенние гадания. А мне вспомнился наш сегодняшний сон. Мы обе этой ночью видели, принц, один и тот же сон: нам явился венок из белых и алых роз. Алые розы сияли неизреченным блаженством, но на белых цветах мы увидели капли крови…
И опять мы заснули и видели тот же сон… и блаженно влюблены были алые розы, но на цветах мы опять заметили кровь.
Они втроем тихо и дружно говорят замирающими полосами и слова уже не слышны больше; поднимается голубой туман – сквозь него блещет золото… Туман густеет и клубится, и клубится, – постепенно темнеет и превращается в темный вихрь.
Действие происходит в дачной России.
Темно. Клубится темный вихрь. Едва намечаются очертания современной дачной веранды со столбиками и залы. (В разрезе). Проносятся сцены странствований Дон-Кихота.
Последнее видение: в темном воздухе залы пробегает рыцарь без шлема в погоне за злыми духами. Под тяжестью лат он спотыкается и падает.
Выбегают русские мужики и хулиганы и набрасываются на него. Происходит свалка. Все смешивается и исчезает.
Теперь на сцене дневной осенний час бьет золотом в поблекшие стекла веранды. Слышен звон кузнечиков.
По сцене проходить Вильгельм. Оп белокур, длинен, худ и в его бровях постоянное выражение какой-то застенчивой боли или радости, за которую немножко больно. Сразу заметно странное, чуть-чуть смешное сходство Рыцаря Печального Образа с фигурой барона. Ворот его рубашки расстегнуть и виден рубец от удара вдоль щеки и на нежной светлой шее.
Появляется, одновременно почти, прислуга и начинает расставлять на веранде ломберный стол.
Вильгельм, тихо и смущенно улыбаясь, проходить и исчезает в сияющей золотом аллее.
На веранду прибывают гости.
СТУДЕНТ
Этот остзейский баронишка!..
ВЕСЕЛЕНЬКАЯ БАРЫШНЯ (другой барышне).
Этот долговязый! Невозможен! Невозможен!.. Знаешь, я видела сейчас там, в саду… (Заливается смехом). Он хотел через канаву!.. И прямо туда!.. Хорошо еще, что было сухо. Я видела потом, он шел хромая, и все так курьезно потирал колено…
СТУДЕНТ
И Вы еще так громко расхохотались, злодейка! Он это слышал!
ВЕСЕЛЕНЬКАЯ БАРЫШНЯ
Бедный!.. Право, это уж очень жестоко вышло! Я не хотела!..
(Захлебываются от смеха).
Проходят. Затем все время то приходят, то уходят, как в калейдоскопе вращенья, одни и те же группы, сменяя друг друга и опять возвращаясь.
(Входит Вильгельм, Тамара и Дина и садятся па ступеньки веранды. Тихо разговаривают, так что сквозь разговор слышна все время непрерывно-влюбленная трель кузнечиков, качаясь в сияньи, то поднимаясь, то опускаясь на волнах радости).
ТАМАРА
Вы любили?
ВИЛЬГЕЛЬМ
Я всегда люблю. Вы знаете, какая может быть любовь? Вам я это могу рассказать. Она может быть везде и не в одном образе. Она тогда осеннее солнце. У нее право все прощать. Когда я так люблю, мне иногда кажется, что она проливается сквозь меня в мир потоком сиянья, и я тут ни при чем… я могу умереть, но она останется… И душа также может быть везде и нигде и когда так любишь, так счастливо, что хотелось бы прыгнуть с обрыва и разбиться!..
ТАМАРА
О, как это странно и красиво!..
ВИЛЬГЕЛЬМ
И вот какой нибудь условный жест… ведь иногда и наша собственная рука может нам казаться значительной и просветленной. Протягиваешь кисть руки, вот хоть так, и смотришь на свою руку – и знаешь про себя, что это символ той далекой, одинокой любви. Так ты со своей рукой условился. И несколько раз в длинное течение дня приводишь кисть руки в то же положение страданья и просветленности, тихонько ото всех, чтобы но смеялись. И своей любви можно молиться.
(Пауза).
ВИЛЬГЕЛЬМ
Может быть, душа в это время прилетает и улетает – и прилетает.
ТАМАРА
Да… да…
ВИЛЬГЕЛЬМ
Мне всегда казалось, что если любить очень сильно, быть влюбленным вообще, пи в кого отдельно – то будешь в звездные ночи перелетать от звезды к звезде по лучам.
ДИНА
Да, вот и мы с Тамарой, когда бываем влюблены, всегда по ночам видим во сне, что летаем.
ТАМАРА
Дина, ты дура!..
ДИНА
Скажешь, неправда?.. Сама же тогда рассказывала!..
ТАМАРА
Ну, – во сне…
ВИЛЬГЕЛЬМ
А, может быть, Вы в самом деле летали?
ДИНА
Вы думаете?
За сценой голос матери: «Тома, Дина»!
ОБЕ ВМЕСТЕ
Ау! Мамочка – киса!
Вскакивают, бегут в дом. Барон подбирает скатившуюся у него с колен на ступени книгу и уходит в сад. Хозяин, хозяйка, партнеры, Андросов садятся за карты. Барышни рассаживаются в стороне.
АНДРОСОВ
Хлопает Орлова по плечу.
Из дальних странствий возвратясь! Наконец-то, батенька; засиделись в юнкерском!
ДИНА
Так не верится! Юнкер Орлов – офицер!
ОРЛОВ
Меня даже не юнкером величали, а всегда: повеса Орлов, – на лево кругом в карцер!
Барышни смеются. Играющие садятся.
ХОЗЯЙКА
Объявляю – три бубны.
АНДРОСОВ
Пп-асс!
ХОЗЯИН
Ваш валет – моя дама! (Между игры, продолжая начатый разговор). Нам надо, повторяю, свежие общественные силы. Бодрые – даже жестокие. И они грядут, хотя я не поклонник нынешнего пророка Ницше.
АНДРОСОВ
Главное терпеть не могу этих кислых психопатов и разгильдяев.
ХОЗЯЙКА
Маленький шлем без козырей!
АНДРОСОВ
Смачно.
Пп-асс.
Во время разговора входит барон и незаметно, сконфуженно поеживаясь, садится между скучающими у стены барышнями и Андросовым.