Осенний сумрак
Здравствуйте, читатель. В России наступила осень, и душа моя, окруженная мрачной круговертью желтых листьев, окруженная печальным карнавалом прощания, погружается в тоску смертную. Душа моя плачет и страждет оттого, что минувшего лета со всей его суетой, обидами и радостями, со всей его жизнью - грешной и праведной, уже не будет у нас никогда, и слезы ее заставляют разум мой «припоминать», а лучше сказать, угадывать те сюжеты, которые мои и есть. Ведь все, что может называться литературой под нашим именем, уже существует, оно «живет» параллельно с нами, и нам следует лишь увидеть и услышать его, чтоб записать. Грусть и слезы очищают наши души, а они и должны быть чисты - чисты от глупенькой зависти в конкурсах, от зуда политических споров (тут хорошо бы нам помнить совет отца Никона: «Нечего ходить оплакивать чужого покойника, смотри, как бы свой не засмердел») чисты от горя неслучившегося счастья, чисты от нелюбви к тому-сему и, главное, от боязни. И чистая душа узнаёт себя. Может, и в повестях, и вот вам первая.
Странный преферанс.
В нашем городе и теперь еще можно увидеть старый, невысокий дом из красного кирпича, стоящий одним боком на улице, которая раньше, когда прорубалась, называлась «Водочная», что ей больше подходило из-за обилия специальных, полезных для праздного народа магазинчиков, а нынче именуется «Восточная», хотя идет строго с севера на юг. Но это дело фантазии тех, кто у нас занимается переименованием улиц и строительством памятников культуры. Кто они, я не знаю, сам я улицы не переименовываю и памятники не отливаю.
Дом этот, кроме своего совершенно одичалого двора, любопытен тем, что совсем рядом с ним проходит мощная железная дорога, и примерно раз в полчаса по ней важно проходят гигантские составы груженные разным добром: углем, бревнами, автомобилями или, на худой конец, кочующими людьми. Дом тогда сотрясается и дрожит, кажется, вот-вот и плиты перекрытия рухнут, погребая под собой смелых жильцов, но вот уж лет сорок как он стоит, а все не развалится.
В доме этом, на третьем этаже, в небольшой квартирке (а в нем других и нет), забитой книгами по «самое не хочу», выходящей окнами как раз на железную дорогу, регулярно собиралась одна компания. Это были мужчины уважаемые, все из бывшей городской шпаны, и даже имевшие характерные отметины на разных местах своих шкур - свидетельства бурной и воинственной юности. Но теперь они были людьми остепенившимися, и если уж не совсем притихшими, то помудревшими, а значит, выдержанными.
Они играли в карты.
Я нынче сбавил темп, поэтому расскажу поподробнее: кто они и откуда взялись.
Гостеприимным хозяином, тем, к кому все наши почтенные господа приходили каждый четверг и приносили с собою кто пол-литра терпимо-вонючей водочки, кто сигарет с «запасом» на всех, а кто и просто без всего, с одним лишь желанием пообщаться, был Виктор «Полковник». «Полковником» его звали за осанистую фигуру, цепкий, как у Стеньки Разина, взгляд, а главным образом, за умение говорить громко и непререкаемо. Впрочем, иногда и умно.
Когда-то, будучи юным, «Полковник» получил специальность маркшейдера, и даже успел отработать сезон «в полях», осваивая хитрую науку геодезию, но скоро глупости эти прекратил.
Наши мегаполисы - Москва, Питер, вообще отлично снабжены инженерами-геологами, металлургами, химиками, зверотехниками, лесничими и прочая, хотя шахт в мегаполисах давно не роют и металл не плавят. Таково достоинство мегаполисов - в них есть все. Про запас.
Что касается все увеличивающегося переизбытка (если он кого волнует) металлургов и технологов разных производств, так дело-то очень просто решается: разогнать давно пора всю эту старую плесень - профессоров галстучных, пересказчиков говорливых, и ввести в университетах один предмет: «Преданность». И в дипломах писать просто, без намеков: «Специалист».
«Полковник» добывал себе пропитание случайными заработками - занимался отделкой офисов.
(В какой-то момент, пиная тротуары сити и разглядывая творения наших дерзких архитекторов, «Полковник» решил, почему бы он, да не дизайнер?) Да и квартирки иногда «проглатывал».
Хотя в преферансе «пар» нету, но всегда напротив него через стол, вроде как «в пару», сидел Игнатий Фисюк - тракторист из-под Львова, приехавший зашибить деньгу, и живший теперь чуть не подаянием. Игнатий трудился на объектах «Полковника» в роли мастера-золотые-руки. Но умел мало, зато много бывал оштрафован.
«Вы мне три де принтер купите, а потом требуйте качества», - так он огрызался.
Мне всегда нравилось общаться с Игнатием - слушать его рассказы о загадочной Польше и тамошних, сводящих с ума одним движением ресниц, панночках. Мне нравились правильные, европейские черты его славянского лица, черты, какие редко встретишь у нас на севере. Нарочно выйдете на улицу и взгляните в лица прохожих - какая непередаваемая смесь этносов!