Алиенора на мгновение зажмурилась от пронзившей сердце боли. Госпоже матушке, которую девочка почти не знала, поскольку бо́льшую часть времени они не были вместе.
Вернулся Генрих. После обработки и перевязки раны он хромал сильнее, чем раньше. Алиенора стала догадываться, что краснота на его лице не столько следствие солнечного ожога, сколько симптом лихорадки. Король сел, не в силах сдержать гримасу боли, и обвел всех присутствующих грозным взглядом: чтобы никому и в голову не пришло комментировать его состояние. Взмахом руки приказал оруженосцу налить ему вина с водой.
Трапезу прервало появление слуги в сопровождении гонца. В последнем Алиенора признала Вигэна, одного из писцов Генриха, который часто исполнял поручения личного характера. Одежда Вигэна потемнела от пота, а кожаная сумка покрылась дорожной пылью, поднятой копытами его коня.
– Сир. – Вигэн опустился на колени и со склоненной головой протянул Генриху письмо.
Генрих взломал печать и развернул свиток. На его лице не отразилось никаких эмоций, оно оставалось неподвижным, словно высеченное из камня.
– Сир, простите меня. Я пытался перехватить гонца с первой вестью из Франции, но он слишком сильно опережал меня.
– Прочь с глаз моих! – отрезал Генрих.
Вигэн был рад исполнить этот приказ и скрылся из виду быстрее перепуганного зайца.
Король посидел несколько минут молча, закрыв лицо ладонью, потом обратился к Алиеноре:
– Младенец скончался. Его нашли бездыханным в колыбели.
– Нет – воскликнула она и зажала рот рукой.
– Он прожил всего три дня, – сдавленным голосом произнес Генрих.
– Упокой, Господи, его бедную маленькую душу! – (По крайней мере, он глотнул воздуха жизни и, значит, был крещен и попадет на небеса, однако это слабое утешение для тех, кто остался на земле.) – Несчастные Гарри и Маргарита… Боже милостивый, какое горе!
Генрих мгновенно вскинулся:
– Теперь ты видишь, почему я не могу доверять ему? Стоит лишь опереться на него, как тут же понимаешь, что вместо опоры у тебя под рукой пустота. Вот только что был ребенок – и нет его.
– Ты это не всерьез! – Алиенора пришла в ужас от этих слов. – Это в тебе говорят разочарование и горе. Наш с тобой первенец прожил всего три года. Скажешь ли ты о себе то же самое?
Он сжал кулаки:
– Меня не было рядом, когда он умер. Не перекладывай на меня свою вину.
Алиенора отпрянула, как от удара. От жестокости супруга у нее пропал дар речи.
Генрих с трудом поднялся и бросил Амлену:
– Мы не будем здесь останавливаться. Скажи конюхам – пусть седлают. Мы едем в Винчестер.
– Примите мои соболезнования. – Амлен глянул на Алиенору, показывая, что его слова адресованы и ей тоже. – Подобные новости всегда разрывают сердце.
На это Генрих раздраженно вспылил:
– Тут ничего не поделать! Если ты упал с коня, то надо забраться обратно в седло, вот и все. Ребенок родился, ребенок умер. Сколько ни горюй, назад его не вернешь. Пусть пробуют еще, как только Маргарита пройдет обряд очищения.
Амлен ничего не возразил, лишь его глаз нервно подергивался.
– Пойду распоряжусь насчет лошадей, – бросил он, покидая комнату.
– Неужели в тебе нет ни капли жалости? – прерывающимся голосом спросила Алиенора и сама себе ответила: – Конечно нет, что за глупый вопрос.
– Да жаль, жаль, что ребенок умер! – взорвался Генрих. В его глазах горел лихорадочный блеск. – Он ведь был моим внуком и должен был добавить славы моей династии. Но бессмысленно рыдать над тем, что закончилось, не успев начаться. Прочитай молитву, госпожа королева, и забудь. Они молоды. У них будут еще дети.
– Говори что хочешь, только не рассчитывай, что Господь всегда будет на твоей стороне.
Разъяренный супруг сжал челюсти и похромал прочь из комнаты.
Генрих убегал, но Алиенора знала, что это бесполезно: то, от чего он бежит, всегда будет гнаться за ним и однажды настигнет.
Глава 10
Замок Сарум, зима 1178 года
Декабрь был железным месяцем. Мороз сковал землю в первую же неделю зимы. Хотя самая длинная ночь года уже миновала, световой день едва рос, и Алиенора не могла избавиться от ощущения, будто вся ее жизнь погрузилась во мрак. За восемнадцать месяцев к ней наведалось всего несколько посетителей, новости из внешнего мира почти не доходили. Крохами информации порой делился епископ Солсбери, однако по большей части ее держали в неведении о том, что происходит вне пределов замка. Алиенора слышала только, что Генриху грозило отлучение от Церкви, если он откажется женить Ричарда на Адель, но этого так не случилось, как, впрочем, и женитьбы.