День предпоследний перед тем,
как в даль уеду насовсем, —
пусть будет вдохновенно-ясным, —
с синичным пением в бору,
с шуршаньем листьев на ветру,
с игрою белок жёлто-красных.
И — по лужайкам, по лугам —
пойду навстречу я лучам,
что солнце щедро льёт на землю, —
любуясь вечной красотой —
реки лесной, горы крутой,
струне ветров звенящей внемля.
Душой, распахнутой, как дверь,
я, словно молодой апрель,
любовью до краёв наполнюсь
к природе, чтобы жизнь моя,
как прежде, счастья не тая, —
сверкала в слове ярче молний…
Ожидание
Всего два дня прошло с тех пор,
как взорван был вагон в подземке…
И наставляла смерть в упор
на пассажиров свои зенки.
Но кто, ответьте, виноват,
что оказалась власть бессильна?
Так дайте, что ли, автомат,
чтоб защитить мне дочь и сына.
Но то не выход — тут же я
себе сказать пытаюсь здраво.
А в чём он, где он, жизнь моя?!
Хоть ты ответь душе по праву…
Но жизнь моя, — как из ковша
в рот набрала воды — ни слова
сказать не может, — и душа —
молчит — угрюмо и сурово…
И длится миг, как целый век, —
томительно и страшно длится!
И знать — не знает человек,
когда опять беда случится…
* * *
Речь — чужая, край — чужой,
но берёзы здесь такие
белоствольные,
с листвой
шелковистой,
как в России!
Каждый день
встречаю их,
в парке поутру гуляя…
И — звенит строкой мой стих,
Как литовки
сталь литая!
Моё мгновение
Что рыдаешь, что стонешь, душа,
словно иволга в роще осенней?
Неужели — и вправду прошла
золотая пора — воскрешенья?
В это трудно поверить, поверь,
но — придётся, придётся, однако!
Ведь душа приближенье потерь
чует сразу, как будто собака…
Иван-чай в рост идёт на меже,
дрозд поёт, утро жизни встречая.
Всё — по-прежнему, только в душе
грусть-разлука, моя дорогая.
Ну и пусть! — я сказал бы вчера,
но сегодня с надеждой кричащей,
как душевная боль ни остра,
я уверен — не буду пропащим…
Мои строки — не злое нытьё…
Утверждаю я сердцем поэта:
хоть мгновенье одно, но — моё! —
даже в самой любви без ответа…
Очередь — 1990 год
В магазине — очередь за хлебом
длинная, не очередь — а срам.
И с высоким, неуёмным гневом
власть ругает старый ветеран.
Слушаю… на сердце боль и мука:
Господи! а кто же эту власть
выбирал, тянул согласно руки,
твердо веря, что она — за нас…
Но в ответ не говорю не слова,
чтоб напрасно душу не травить,
ведь она — и без того — готова
разорваться… и меня — убить…
Я — куплю заветную буханку,
не пойду ругаться в сельсовет.
А отправлюсь в поле спозаранку
сеять хлеб, — там очереди — нет!…