Но никогда - ни имен, ни названий: "В некотором царстве, в некотором государстве..." Так ярки и образны были его рассказы, что я даже не сразу обратила на это внимание: только когда задалась вопросом, в каком же монастыре он служил. Спросила, а он в ответ: "Зачем тебе? Мне хуже, чем есть, не сделаешь, но там ведь и другие люди остались. Те много знают, да не все, и не про всех. Я не то что вслух - про себя стараюсь друзей по именам не называть - только на молитве. А ты - сможешь ли так?" Больше не спрашивала.
"...Первый раз я об этом Климове услыхал году, кажется, в девяносто пятом, меня тогда только-только рукоположили во священнический сан. Приходит один старый друг и бросает на стол небольшую книжицу в мягком переплете. Гляжу, череп с обложки скалится, и заголовок: "Князь мира сего".
- Это, - говорю, - что такое? Ты знаешь, я ужастиками не интересуюсь.
Отвечает, словно бы виновато:
- Нет, это я на церковном лотке купил. Ты вроде в богословии силен, может посмотришь? Большое сомнение меня с нее взяло.
- Силен, не силен, а посмотрю.
Посмотрел. На следующий день говорю приятелю:
- Выбрось, а лучше - сожги, и не бери в голову. Ересь чистейшей воды.
А он мне:
- Это ж роскошная идеология для нового геноцида!
- Ну да, - отвечаю, - так мало ли их было на свете. Ты меня попросил с богословской точки зрения оценить - вот я тебе и говорю: ересь. Эк завернул автор: "диалектическое христианство", а о Христе так ни разу и не обмолвился. Кто Он был, зачем приходил - а это-то как раз и есть в Христианстве самое главное. Все о Враге, да о Враге, и все - не то, чтобы совсем вранье - полу правда, а это даже хуже. Если хочешь, попытаюсь разложить тебе по полочкам...
- Да ну его, в самом деле, я и так, пока читал, будто помоев нахлебался. Давай сюда эту книжку, спалю ее завтра на даче. Или оставь себе, будешь писать какое-нибудь "Слово на еретиков" - пригодится.
- Ладно, оставляй. Насчет "Слова..." ты, конечно, загнул... Плохо, однако, что в храмах у нас такое продается.
Эх, не знал еще тогда, насколько плохо!
К чести церковной книготорговли, лоток, на котором мой друг купил Климовский опус, был исключением: ни я сам, ни другие знакомые на такое больше нигде не наталкивались. Но на обычных лотках эти книги лежали, народ их покупал. Читали в основном по домам, молча: принимали к сведению, верили - не верили.
В самом деле, постыдные и гнусные дела обличали эти книги, те самые, за которые Господь стер с лица Земли целые города со всем их населением, дела, о которых христианину не должно и глаголати. И тут же, рядом, газеты и телевидение будто с цепи сорвались, убеждая обывателя, что Содом и Гоморра - вовсе не проклятие, а идеал для подражания, что плотская любовь хороша всякая: главное - чем больше, тем лучше.
Словечко обидное про людей придумали: "обыватели"! А на самом деле, есть и в этих малых мира сего отнюдь не малая божья искра: тихо, скромно и незаметно хранят они из поколения в поколение здравый смысл, мораль и традиции - на уровне инстинкта, не задумываясь, откуда все это и зачем. В конце концов, очень многих таких людей просто-напросто затошнило от порнухи, и очень страшно стало вдруг за детей. С горечью и недоумением глянули они по сторонам, вспомнили, призадумались... Но вечная беда маленького человека: мыслить, рассуждать, докапываться до сути он не умеет. Если у него есть убеждения, ему легче умереть или убить за них, чем отстоять в споре. Но даже если они есть, очень легко сыграть на его чувствах, заморочить голову свеженькой, восхитительно не похожей на старую демагогией.
А между тем, среди интеллектуалов, читающих и пишущих фантастику, вроде бы независимо от Климова, зародилась, вызрела и постепенно овладела умами мысль, что единство человечества - только видимость. Что внутри биологического вида Homo Sapiens скоро возникнет, а может быть, давно уже возник и развивается новый вид, который, скорее всего, не сможет и не захочет мирно уживаться со старым. В лучшем случае нелюди-людены просто уйдут, растворятся бесследно в глубинах космоса, в худшем - мутанты, хищные, безжалостные и живучие, как крысы, установят свои законы и силой выдворят обычного человека из его экологической ниши. Ничего не скажешь, подавалась это блюдо на пробу под разным соусом - кому как больше понравится. Но суть была та же, что и у Климова: непреодолимая рознь, раз и навсегда зашитая в генах.
По мере того, как эта идея исподволь становилась одной из расхожих истин, ко мне все чаще приходили молодые ребята и спрашивали: "Отец Никита, ну скажите хоть вы: как Церковь учит - существуют ли на самом деле "гадкие лебеди"? Если да, то кто они: надежда человечества, или его губители?" Отвечал: "Оглянись вокруг, чадо. Видишь, монастырь: глухие стены вокруг, люди в черном, всех почти жизненных радостей лишены - то ли зона, то ли осажденная крепость. А для нас - дом родной. Фантасты слышали звон, да не знали, где он, а тебе-то тайна открыта. Может, монашеский путь и не для тебя, но и в миру быть христианином - всю жизнь плыть против течения, быть не как все. Ты это прекрасно знаешь. В Евангелии про то написано: хочешь - покажу где, почитай еще раз. Уж две с лишним тысячи лет, как разделилось человечество. На тех, кто принял Благую Весть и пошел за Христом на крест. И всех остальных: распинателей, зевак, просто прохожих, спешащих мимо по своим делам. Но ни гены, ни предопределение здесь не при чем. Только свободный выбор: твой, мой, его. И даже выбор этот - не то, чтобы раз - на всю жизнь. Мы делаем его ежедневно, ежечасно, каждой мыслью, словом, поступком. Потому-то и нельзя человека, пока он жив, считать ни святым, ни окончательно погибшим. А про разные биологические виды людей - вранье все это: выродки, не выродки, людены, мутанты..."