Услышав его волнение, я все больше смелею. Я уже совсем влажная, а мои соски от возбуждения такие напряженные и твердые.
— Тогда и ты должен мне кое-что, — заявляю я ему. Я скольжу пальцем между своих складочек и потираю клитор, совсем легонько, но как раз достаточно, чтобы из моего горла вырвался вскрик.
Руари рычит мне.
— Скажи, что.
— Хочу, чтобы ты ласкал себя.
— В этом я не откажу. Сними маску, чтобы ты могла наблюдать, — обожаю, какое свистящее у него дыхание, будто сама мысль об этом приводит его в необузданную дикость.
Коротко мотнув головой, я продолжаю играть со своей киской.
— Маска должна оставаться на месте.
— А как ты рассчитываешь увидеть, что я прикасаюсь к себе?
— Почувствую все своими руками.
Он снова рычит.
— Ты… хочешь прикоснуться ко мне?
— Больше чего бы то ни было, — шепчу я. Эта мысль — восхитительно шаловливая. Прикоснуться к чудовищу? Взять его в свои руки, пока он удовлетворяет себя? Этим ничего еще не закончиться. Ни за что. Возможно, именно поэтому я так отчаянно этого хочу. Столько всего нужно успеть испытать, и все это я должна умудриться втиснуть в эти последние два дня…
Если вдруг Лета ошибается. Ну, на всякий случай.
— Ладно, — он говорит мне. — Но ты первая.
— На это я и рассчитывала, — говорю ему тихо и кончиком пальца провожу по своему клитору в точности так, как я всегда это делаю, когда ласкаю себя.
Руари испускает невнятный звук, будто подавился.
— Сделай так еще раз.
Я прикусываю губу и именно это и делаю, скользнув пальцем сквозь свои влажные складочки, а затем покружив вокруг клитора. Маленький комочек от каждого прикосновения покалывает, и я чувствую, что, реагируя на это, мои соски все больше твердеют. В моем животе обостряется ощущение пустоты, и с моих губ срывается вздох. Это так приятно, но все же мне хочется гораздо большего.
— Раздвинь для меня свои ноги, — бормочет он тихим голосом. Что-то горячие обвевает мою кожу, и, по-моему, это — его дыхание. О, Господи. Он настолько близко?
Я делаю так, как он хочет, и позволяю своим пальцам заниматься киской, прежде чем скользнуть обратно к моему клитору. Обычно, когда я ласкаю себя, то сразу начинаю с клитора и не останавливаюсь, пока не кончу. Но когда он наблюдает, я одержима желанием растягивать время и позабавляться еще немножко. Ради того, чтобы слушать его ответную реакцию на то, как я ублажаю себя.
— Ты… ты прикоснешься ко мне? — от одной мысли об этом у меня судорожно подергиваются ноги, как если бы я вот-вот кончу. Ну, очень уж мне это нравится.
— Ты хочешь, чтобы к тебе прикоснулось чудовище? Ласкало твою сладость?
— Я хочу, чтобы меня коснулся ты, Руари, — эта идея настолько захватывающая, что я чуть ли не отрываюсь от постели. Я жду, задыхаясь от нетерпеливого предвкушения. Решится ли он на это? Или же оставит меня здесь одну, изнывающую от желания?
По прошествии времени, что по ощущениям кажется мучительно долгим, я чувствую прикосновение руки у себя на животе. Его кожа по сравнению с моей кажется горячей, но он по-прежнему кажется целиком и полностью человеком. Странно… и в то же время замечательно. Я издаю стон от этого слабого прикосновения и сразу начинаю закрывать бедра, поскольку чувствую, что в мою душу медленно вползает робость.
— Нет, — приказывает он резким, скрежещущим голосом. — Откройся для меня.
У меня перехватывает дыхание, и я заставляю себя делать то, что он велит, — раздвигаю ноги и предоставляю ему доступ к самым укромным и уязвимым частям своего тела. Его большая ладонь накрывает мою киску, опаляя ее сокрушительным жаром. Я стону, не в силах оставаться спокойной. Это самое интимное, что я когда-либо в своей жизни испытывала, и от этого я одновременно и возбуждаюсь, и трепещу.
— Твое влагалище такое мокрое.
От его откровенных слов мне не хватает воздуха, а когда он водит пальцем вдоль шва моих складочек, я стону снова.
— А это плохо?
Похоже, что он удивлен, и я задумываюсь, есть ли вообще кто-нибудь, кто не становится такой скользкой и разгоряченной, когда настолько сильно заводится. Я никогда особо над этим не задумывалась; просто это нечто такое, что всегда происходит, когда я возбуждена.
— Нет, конечно. Это очень, очень хорошо, — шепчет Руари. — Мне это по душе.
— Мне нравятся твои прикосновения, — говорю я ему, а потом снова стону, когда один из его больших и немного шершавых пальцев поглаживает мой клитор. — Да, именно так!
— Говори мне, как ты хочешь, — велит он. Чувствую, что его большая рука опускается на мой живот, а вторая — между моих бедер. Такое ощущение, будто он удерживает меня в подчинении, чтобы он смог прикасаться ко мне, и это самое возбуждающее из всего, что есть в этом мире. Я не могу перестать стонать или двигаться под его хваткой. Мне хочется приподнять бедра, усилить трения его ласковых поглаживаний, которыми он одаривает мою киску, но он удерживает меня прижатой на месте.
Я задыхаюсь, мои руки тянутся к грудям, чтобы, пока он балуется моими складочками, пощипывать свои соски.
— Повтори, потри меня еще, — требую от него. — Делай маленькие круги вокруг клитора. Нежными прикосновениями.
— Вот так? — он проводит подушечкой одного из пальцев вокруг моего клитора, и я едва не отрываюсь от постели. Я издаю вопль, мое тело сотрясается от всплеска столь интенсивного наслаждения, а рука, что была на моем животе, тянется вверх и хватает за горсть моих волос, фиксируя меня внизу. — Ты попалась, милая Уиллоу, — шепчет он рядом с моим ухом, а от звероподобного рыка, прорвавшегося из его горла, его слова становятся гораздо более эротичными. — Ты кончишь мне на пальцы? Намочишь мою руку своими соками?
Продолжая рассказывать мне всевозможные непристойности, он массирует меня именно так, как я того потребовала, пока не рыдаю от желания и словно выворачиваюсь в его руках наизнанку.
Когда я кончаю, то чувствую, что он наклоняется ко мне и прижимается своим лбом к моему, к повязке для глаз.
Задыхаясь от освобождения, я поднимаю руки и прикасаюсь к его волосам. Они мягкие и густые, дико разбросаны и достаточно длинные, чтобы касаться его плеч.
— Ты в порядке? — шепчу я.
— Дай… мне минутку, — говорит он мне. Он поднимает голову и отходит от меня. Руари делает глубокий вдох, после чего испускает стон. Раздается едва слышимый звук облизывания пальцев. — На вкус ты просто потрясающая.
Я корчусь и извиваюсь одновременно и от удовольствия, и от замешательства, когда слышу это. Он пробует меня на вкус?
— На что это похоже?
— Это самое сладкое, что мне приходилось пробовать.
Я лишь кусаю губы от желания увидеть его. Черт, ненавижу эту дурацкую повязку! Хочу увидеть все, звуки чего я слышу. И это очень несправедливо.
— Скажи, а ты кончил? — спрашиваю я, проявляя любопытство. Возможно, он и кончил, но я об этом понятия не имею, потому что на этот раз я не почувствовала, чтобы что-либо попало мне на руку.
Он молчит, и я воспринимаю это, как «нет».
— Я… я могу прикоснуться к тебе? — спрашиваю я, затаив дыхание и трепеща от самой мысли.
— Ты хочешь прикоснуться ко мне?
— Естественно, — мой ответ даже для моих собственных ушей прозвучал слишком хорошо, чтобы быть правдой, поэтому я добавляю: — Мне бы этого хотелось. Если ты, конечно, не против.
Он смеется тем же самым прерывистым скрипучим смехом, который звучит, будто у него слишком много зубов.
— Будто я могу отвернуться от прикосновения прекрасной женщины?