И это были не все беды, сломавшие тихий ход моей жизни.
Вскоре я был добит уже собственным братом. Борислав совершенно не верил в спасение отца. Через день после ужасной вести, наследник приказал провести его коронацию. А получив трон, как будто озверел. Если раньше он только хаял оскорбивших его перед отцом, да вызвал на поединки, то теперь он то по тюрьмам их кидал, то казнил. Когда в Школу прибежал перепуганный слуга из дворца и, задыхаясь от бега, трясясь, рассказал мне о первых двух казнях, я вначале даже не поверил. Брат не мог! Он просто не мог так! Эти люди… ну, спорили когда-то с ним, с кем ни бывает… ну, гордые были. Так все аристократы такие… но зачем же только из-за этого им головы рубить?!
Я плохо помню, как добрался до Связьгорода. Меня мутило и трясло.
В его комнате брата не оказалось. Он обнаружился на площади, наблюдающим за новой казнью. Я кричал, рвался к нему. Борислав велел стражником, чтобы меня заткнули. Меня тащили прочь. А в моих глазах стояла кровь, стекающая с помоста и неподвижное тело… Через несколько часов, чуть придя в себя, опять пошёл на его поиски. Брат обнаружился в обеденной зале. Он спокойно жрал, шутил со своим окружением… Я смотрел на его довольное лицо, вцепившись в дверной косяк… А потом сполз на пол… В голове звенело… Ползли вокруг большие цветные пятна… Голоса доходили откуда-то издалека…
Очнулся в моей комнате. Мой старый верный слуга нервно ходил по комнате, кругами. А младший брат рыдал, уткнувшись в мои ноги. Славик долго не мог успокоиться.
- Что с нами будет? – спрашивал он, - Что будет с мамой? С сёстрами? Он нас всех теперь убьёт? Всех?
Я проклинал себя за то, что долго был в Школе алхимиков и ничего не успел сделать. Ничего не успел. Ничего не смог. Люди погибли ни за что…
Вечером пошёл к брату. Стража отказалась меня пускать к нему в комнату. Я отошёл, потом сорвал с руки три камня. Воинов разбросало. Ещё камень – и створки двери осыпались щепками. Брат пил вино, на коленях у него сидела служанка с распущенными волосами.
- Слушай, ты тупой? – мрачно спросил Борислав, - Не видишь, что ли, что король занят?
Я кричал… Он не слушал. Приказал оправившейся страже меня выставить… Плохо помню, что делал… Руки сами собой нащупали новые камни. Кресло Борислава разлетелось в щепки, служанка с визгом отлетела в сторону, брата мягким местом приложило о ступеньки у кровати. Потом меня ударили по голове. Мир поплыл…
Очнулся связанный в тюремном подвале. На мои вопли прибежал стражник. Заикаясь, объяснил, что меня не велено выпускать неделю. Если буду шуметь или ломать вещи – месяц. И вообще, король просил передать, чтобы я затих. Моё мнение о его делах Борислава совершенно не волнует. И, кстати, он знает, кем из слуг я дорожу. И если действительно волнуюсь за своих людей, то должен молчать. Пару дней я уже провёл без чувств, осталось пять. Браслеты с камнями у меня отобрали… Меня даже не кормили… Воду и то давали раз в сутки. Развязали лишь на четвёртый день. Я сидел, терзаясь страшными думами и воспоминаниями про кровь, стекающую с помоста, про неподвижное тело, про брата, который спокойно жрал после казни и шутил… Я слушал, как приводили новых заключённых, их вопли… Это случалось довольно-таки часто. Стражники ворчали по ночам, что скоро в столице уже чихнуть нельзя будет в присутствии короля… Борислав только-только взошёл на трон, а уже народ о нём так неодобрительно судачит. Как же брат будет жить с народной неприязнью? Хоть он и бессердечный, однако же мне не хотелось, чтоб его однажды утром нашли с ножом в горле. Но что я мог? Что я мог сделать? Я обхватывал голову руками, сидел, съёжившись, у холодной стены… Я неустанно думал. Что? Что я мог сделать?! Что мог сделать я?!
К концу срока, я уже ходил с трудом, сильно кашлял. Пару дней пролежал в горячке во дворце. На третий день пошёл. Вообще-то, я порывался пойти уже на второй день, очнувшись, но ноги подвели меня.
«Это временно, - утешал я себя, - Это временно»
На третий день, шатаясь, я вышел в коридор. Сполз по стене. Был найден стражниками, совершавшими обход. Как-то многовато их для ясного дня…
- Найдите мне слугу Добромысла. И ещё тринадцать человек… они… - я отстранил протянутые ко мне руки, - Борислав даже лекаря ко мне не прислал. Я впал в немилость. Вам не следует быть слишком почтительными ко мне.
Лица воинов растерянно вытянулись.
- Н-но мой принц… - потеряно начал один из них. Судя по медальону поверх кольчуги – старшой.
- Лучше подумайте о своей семье. Найдите старика Добромысла. И…
Я предупреждал их не стараться чрезмерно ради принца, попавшего в опалу. И всё-таки примерно через час почти все кроме Добромысла стояли в моей спальне, встревожено смотря на меня.
Я уже успел осмотреть мою комнату и нашёл в тайнике запас золотых, серебряных и медных. Они потерянно смотрели, как раздаю им медь и серебро.
- А теперь уходите, - попросил я, ссыпав остатки меди, золота и серебра обратно в тайник, - Спрячьтесь с семьями подальше от Связьгорода. Я не хочу, чтобы вы пострадали из-за меня.
Женщины и девушки расплакались. Лица мужчин, старика и парней окаменели. Я предлагал золото троим стражникам, привёдшим их, но они от монет отказались и смущённо потупились. Кланяясь, благословляя меня, желая мне и моей будущей избраннице долгих лет жизни, слуги ушли. Не хотели уходить только женщина, следившая за моей одеждой с детства, и девушка, ответственная за порядок в моей библиотеке. Девушку увели силой, по моей воле. А вот служанка постарше не постеснялась залепить кулаком стражнику по шлему. А другого пнула под колено. И ещё хотела пнуть, в место поважнее, но ей успели перехватить руки.
- Да что я, крыса какая, что ли? – плача, кричала женщина, - Как я могу оставить моего господина? Вы что, действительно верите, что я столь корыстна, что продам моего доброго господина за несколько монет?
Она плакала и рвалась.
- Ну, хоть семью отправь подальше! – взмолился я. – Я не смогу смотреть, как им срубят головы!
- Если родственников спрячу, вы позволите мне остаться? – спросила Дарина неожиданно твёрдо.
- Позволю, - согласился я, вздохнув.
- Я скоро вернусь, - она просияла, - подождите чуток, мой господин.
Я отпустил стражников, поблагодарив. От золота они опять-таки отказались, смотрели как-то странно на меня. Шатаясь, я дошёл до шкафа. Практически опустевшего. Осталась какая-то простая одежда. Борислав, думаешь, меня этим возьмёшь? Размечтался!
Дядя Беловолк обнаружился в своём доме, в кабинете. В наполовину застёгнутой рубашке и штанах. С бокалом вина в левой руке, парой пустых графинов на столе, горкой разбитых под столом и ещё шестеркой наполненных. Правая рука его, лишённая нескольких пальцев, безвольно лежала на столе: сегодня он так и не надел перчатку с подкладкой. Невыспавшийся, бледный, плохо причёсанный. Он уставился на меня как на приведение. Я тихо сполз по косяку. Какое-то время мы устало смотрели друг на друга и молчали.