…Сергей глянул на окно первого этажа – то была комната Ольги, наверняка помнившая сумасшедшие постельные схватки. Ему показалось, будто занавеска слегка колыхнулась. Дома! Странно, что Оля не взяла трубку и не ответила на СМС. Но раз не пришёл отрицательный ответ, то это значит, что можно войти, разве не так?
Мужчина с букетом роз вынул ключи от Ольгиной квартиры, которые с определённой долей случайности оказались среди его вещей, временно изъятых в полиции, прислонил «таблетку» к пульту домофона. Дверь в подъезд открылась, впуская Кнехта на площадку. Сергей остановился возле знакомой двери и протянул руку к звонку, испытывая явное дежавю, поскольку однажды он уже находился в такой ситуации… И – очень важно – он про неё помнил! Он помнил даже о том, что цветы в прошлый раз были алыми…
Что такое?! До Сергея из недр квартиры донёсся женский крик – настолько громкий, что его не смогла заглушить даже плотная дверь. Кричала Ольга – Кнехт понял сразу. И то был не крик наслаждения, так хорошо ему знакомый, – сейчас в голосе женщины слышались только боль, ужас и зов о помощи.
Не раздумывая, Сергей вставил ключ в замочную скважину и, распахнув дверь, влетел внутрь.
* * *
Ещё даже не узнав в ворвавшейся в квартиру женщине Симу Сафонову, Ольга с досадой подумала, что в следующий раз надо более досконально выспрашивать через дверь, кто вознамерился прийти к ней с визитом. Она забыла напрочь, что у Марека Таркевина есть мама, которая очень хорошо знакома с Ольгой… и уж совсем не была готова предположить, что Сафонова придёт устраивать «разборки». Соседка толкнула ногой входную дверь, которая с треском захлопнулась.
– Ну что, сучка, довольна? – прошипела Сима.
Вот как ответить на этот вопрос?
– Сима… – начала Ольга твёрдым голосом, несмотря на то, что её до дрожи пугал необычный, «стеклянный» взгляд соседки. – Я не собираюсь оправдываться. Твой сын хотел меня убить. И он бы убил меня, не вмешайся полиция…
Похоже, Сима не слышала этих слов. Она лишь видела перед собой женщину, приложившую силы к тому, чтобы её сын угодил под следствие, из-под которого на свободу уже никогда не выйдет. А этот факт не мог перевесить ни один аргумент. Марек мог убить сто человек, тысячу – да что там! – хоть девяносто девять процентов населения Земли, но он был её сыном, и ему никто не имел права причинить вред. Даже ради спасения собственной жизни.
Только врождённая ловкость и наработанная в тренажёрном зале гибкость позволили Ольге уклониться от первого удара и отскочить назад. Сима выхватила из-за спины зловеще сверкнувший инструмент и, сделав выпад, с воплем взмахнула топором. Точилова взвизгнула, кинулась влево, в комнату. Захлопнула за собой дверь – обычную дверь из реек и оргалита, какие изначально ставились в квартирах типа «хрущ». Но не успела подтащить стол, свалив при этом на пол монитор компьютера, как двумя вертикальными ударами Сима пробила в двери дыру, а затем, что-то сообразив, вышибла обухом защёлку, вырвав крепление с мясом. Что-то рыча, взмахнула топором снова, нападая. Ольга вскочила на кровать, от ужаса не соображая, что делает. Страшное лезвие со свистом пролетело в нескольких сантиметрах от лица. Плохо, ой, плохо… Ольга перепрыгнула с кровати на стол, соскочила с него на пол и, быстро нагнувшись, схватила его за ножки и перевернула, с тем расчётом, чтобы тот, падая, ударил Сафонову в колени. Ей это почти удалось. Правда, Сима успела отступить на полшага, и столешница на излёте стукнула её по плюснам. Будь нападающая босиком, ей пришлось бы испытать серьёзную боль, а то и получить травму. Но Сима была в ботинках, и потому стол лишь слегка ушиб её в падении. Впрочем, она вряд ли что-либо почувствовала.