Радующиеся девственной юности поре.
Любовью, тою царицей мы освящены.
Горим в неопалимой купине.
Мы шли обратно, занятия по литературе,
Вместе, рядом, толкуя о музыке и певце.
Впервые я с девой в вестибюле.
По лестнице мы поднимались, в окне
Нам солнышко мерцало поминая всуе
О Творце, о провиденье милосердном.
Мы говорили о моей сестре, живущей в Москве.
А Арина смиряла меня ликом миловидным,
И пространным всё казалось, в новизне.
Я ей приятен был, голосом милым
Наивно речи источал, о как же я был пленен.
Дева красотою и умом, чувством, отношеньем
Восхищенным, ее голос непревзойден,
Околдовал то сладостью, то огорченьем.
Наш диалог стался краток, но одарен
Был добротой, не отличался чистым произношеньем.
Буква “р” и ныне звук невоспроизводимый.
Но мы не замечали те мелкие изъяны.
Путь любовный вечен – закон исповедимый.
Нас сегодня разлучили другие миры, страны,
Общественные саны, море, мыс непокоримый.
Однако в классе мы за парту вместе сели.
“Разлучить, да как они посмели” – душа стенала.
Я не знал, что так минуют дни, недели.
Месяцы и годы, душа охрипла и боле не кричала
О несправедливости одиночества канители.
Я надеялся, я верил – вот закончится урок,
И мы взгляды вновь соединим, любовь воспалим.
Вот уже прозвенел ликующий звонок.
В гардероб все ринулись и мы бежим.
Я хватаю куртку, бросая номерок.
Но как случилось так, что любимой рядом нет.
Но вот же она, у зеркала стоит прическу поправляя.
Весь на ангеле сошелся клином свет.
Улетает ангел прочь крылья расправляя.
Я рядом с нею встал, предвосхищая тот момент,
Когда мы парой, когда до подъезда провожу…
Я улыбался радостью чудаковато.
Но она не замечая (ее я не сужу),
Покинула стены лицея витиевато.
Я счастливый, иду следом, нисколько не грущу.
На ее плечике торба моя висит мешком.
Я позади нее влачусь, ожидая взгляда.
О день самый счастливый будь костром,
Гори, питай любовь мою, что небом взята,
Она исчезла, согретая чудодейственным теплом.
И я домой вернулся, улыбкой озаряясь ежесекундно.
Заново родился будто, весь мир преобразился.
Семя возросло любви, различить нетрудно
Явленье той божественной искры, манился
Восторг будущих свиданий, покуда
Живы мы, не прекратятся взоры, речи.
Произошедшим я упивался, мечтал и грезил
Обольщеньем, о сколько в сердечной сечи
Событий будет, сколько радости, может слезы.
Ее я утром встречу, днем, вечером или во сне ночи.
Ради нас алеют рассветы и закаты.
Мы обнимемся когда-нибудь, будет поцелуй…
Нет, о том тогда я даже не помышлял.
Я загадал желанье, вот свечи грез, задуй.
И я вздохнул, напор влюбленности унял.
Любовь мне Бог даровал, так Бог покой даруй.
В том наслажденье дня склонила в сон меня заря.
Густеют облака, ночь ненастна.
Луна загадочная фея, сновидения даря
В звездном ореоле чуть тускнела, злосчастна,
Но прекрасна, размыты ее острые края.
Деревья сумрачно околесицу шипят.
В окно стучатся извилистые ветви-змеи.
Бессонницы духи никогда не спят.
К сердцу юному тянут сновиденья шеи,
А он блаженный спит, пускай завидуют, сопят.
Вечна любовь моя, но словно весь мир
Решил со мною спорить.
Сердце мое мишень, а город тир.
Из зависти спешат настроение мое испортить.
Стреляйте! – я бессмертен, я непобедим,
Мое бремя тяжкое – любить с малых лет.
Арина домой вернулась, день казался странным.
Читает книгу, ножки укрывает плед.
Но сердце содрогается биеньем троекратным.
Она не знала, что в ту ночь родился один поэт.
Знакомств у нее, о сколько было их.
Неисчислимо много, сколько друзей, подруг.
Однако я казался ей другим, я спокоен, тих,
Не льстил, в глазах моих решительный испуг.
Пред девами краснею я, будто верлибр стих.
Потею, дрожу, словно вор, иль плут.
Но честен юный страх, пред нею я был спокоен.
Я любил, потому проходил и всякий страх.
Желудок мой не урчал, не раздувалось вширь
Стесненье, на первых порах,
С Ариной я решил не спешить.
Словно мы живем в разных городах,
Наш аэроплан просторы неба простирает.
Забери, прошу, позволь покинуть суету.
Но проснувшись, ученик, вновь тетради собирает,
Приобщая руки к живописному труду.
Сердце маленькое мое от любви будто умирает.