Пауза.
Нет, все приходит с опытом, да. Она, наверное, не найдет отвертку. Мизансцены возьми. Их тоже искусство менять. А как ты думала? Даже слов порядок. Ну и сами слова. Тут все важно. Как говорю. Та к или не так… Я тебе откровенно сознаюсь, Ляля, меня не понимали, когда ставили. Когда ведь пишешь, все по-своему слышишь. А потом со сцены когда раздается, уже не твое, совсем не твое. Ты думал, тут смешно получилось, а у них, как на панихиде, хоть из зала беги. Или наоборот, он паясничать начинает, а ты ждал патетики, проявления высокого, понимаешь ли, чувства… ждал, зритель заплачет. Шиш он тебе заплачет. От режиссера, конечно, очень много зависит, это естественно. Редактор, когда печатали, все слова вычеркивал… вот именно, лишние. Еще критики есть. Были. В бытовики записали. А вдруг я философ, а не бытописатель? Может, я быт постольку поскольку люблю. Я предметность люблю. Вообще. Вещественность… Вещность… Я и слово люблю – предметным, конкретным… угловатым. Вещь как вещь. Как таковую… Не вещь в себе. А вещь…
Пауза.
В судьбе вещь. Вот как, да. В судьбе человека вещь. На ней судьбы печать. На вещи. Судеб!..
Пауза.
Мне бы реквизитором быть. Я люблю, когда декорации, как настоящие. (Осматривается по сторонам.) Чтобы стол столом был. Шкаф – шкафом. Стена – стеной. Вьюшка – вьюшкой.
Ляля (из-за ширмы). Чем-чем?
Роман Петрович. Вьюшкой. Вьюшка… Печная… Дверью – дверь. Моя вся жизнь в этой квартире прошла. Когда внизу ресторан возникал… мы с Ниной испугались, что выселят. Ничего, обошлось. Я у них за почетного гостя… был… всегда. Да.
Пауза.
А был маленьким, Ляля, тут у меня столько тайников было!.. Тут, в этой квартире, столько закутков разных… есть… от родителей…
Из-за ширмы выходит Ляля – в новом платье и туфлях. Счастливая.
Какая прелесть!.. Сейчас ты мне напоминаешь Нину мою… не скажу сколько лет назад… (Громко.) Нина! Нина!
Нина Львовна (из-за стены). Да подожди ты. Сейчас.
Роман Петрович. Не найдет отвертку. Она была в таком же платье… примерно… Когда я привел ее первый раз… вот здесь и стояла, вот тут… возле печки. Как ты.
Ляля. А вьюшка? Где вьюшка?
Роман Петрович. Что?
Ляля. Дядя Рома, вы говорили про вьюшку.
Роман Петрович. Вьюшка вот. (Показывает вьюшку – в стене.)
Ляля. Это дымоход?
Роман Петрович. Он самый.
Ляля. И можно открыть?
Роман Петрович. Смотри. (Открывает.)
Из дымохода – шум ресторана. Еще не музыка.
Ляля. Вот это да!
Роман Петрович. Понравилось? (Закрывает.)
Ляля. Почему же вы мне это никогда не показывали?
Роман Петрович. Столько раз показывал, что самому надоело сколько. Маленькая была, придете с отцом – обязательно: покажи вьюшку. Сколько раз приходили, столько раз и показывал. Ты и себя называла… вьюшкой.
Ляля. Я вьюшка?
Роман Петрович. Вот-вот.
Ляля. Я – вьюшка. Я – вьюшка.
Роман Петрович. Только, по-моему, ты сейчас пародируешь Чехова.
Ляля. Я – вьюшка! Я – вьюшка!
Роман Петрович. Не надо. Нехорошо.
Ляля (с придыханием). Я – вьюшка.
Роман Петрович. А я, маленький был, я зубы бросал молочные… Выпадет зуб – я туда его, в дымоход…
Ляля. Та к они до сих пор там, наверное?..
Роман Петрович. Зубы-то? Нет, провалились.
Ляля. В ресторан.
Роман Петрович. Тогда не было ресторана. (Опять открывает.)
Шум ресторана. Ляля заглядывает в отверстие.
Ну нет, не увидишь.
Ляля. А слышимость-то какая – с ума сойти!
Роман Петрович. Здорово, да?
Ляля. А не пахнет ничем. Вкусненьким…
Роман Петрович. Это же не вентиляция.
Ляля. И что, тараканов нет?
Роман Петрович. Кого?.. Типун тебе на язык. Такое заведение фешенебельное…
Ляля. Теперь я знаю, как вы пьесы пишете. Открыл вьюшку и слушай, что говорят.