Елены или Леонардо. Естественно, я помню, что родила тебя и твою сестру, но не помню сами роды – мне было больно, но самой боли, чувства ее, я не представляю. (Пауза.) Леонардо сказал один раз, не помню уже когда: «Чувство реальности – это дар. Большинство людей лишено его, но это, наверно, даже к лучшему».
Ты это понимаешь?
Ева. Кажется, да.
Шарлотта. Странно… (Умолкает.)
Ева (выдержав паузу). Что странно?
Шарлотта. Мне вдруг пришло в голову…
Ева. Что?
Шарлотта. Что я всегда боялась тебя. (Удивлена тем, что сказала.)
Ева. Не понимаю.
Шарлотта (негромко, с тем же удивлением). Мне все время хотелось, чтобы ты была ко мне внимательнее, чтобы ты обнимала меня, утешала.
Ева. Но ведь я была ребенок.
Шарлотта. Разве это так важно?
Ева. Нет.
Шарлотта. Я видела, ты любишь меня, и мне так хотелось отвечать тебе тем же, но я не могла, я боялась, что ты потребуешь от меня слишком многого.
Ева. Я ничего не требовала.
Шарлотта. Но я была уверена, ты потребуешь от меня того, чего я не могла тебе дать. Я чувствовала себя в роли матери неуклюжей и растерянной. Мне так хотелось, чтобы и ты знала: я такая же беспомощная, как ты, может быть, даже еще беднее, неувереннее.
Ева. Это правда?
Шарлотта. Я слушаю сейчас себя как бы со стороны и понимаю, такого я не говорила еще никогда. Может, я лгу, может, играю, может, говорю правду, не знаю, Ева. Я ничего не знаю. Наверно, так действует на меня смерть Леонардо. А может, болезнь Елены: Может быть, и эта твоя ужасная ненависть. (С горечью.) Ева, ты должна пожалеть меня. Мне очень больно!
Ева. Тебе должно быть больно.
Шарлотта. Почему ты так на меня смотришь?
Ева. Скоро узнаешь.
Елена с большим трудом открывает дверь и выбирается на лестничную площадку, подползает к лестнице, лежит навзничь в темноте, прислушиваясь к разговору.
Шарлотта. О чем ты сейчас думаешь?
Ева. О Елене и Леонардо.
Шарлотта. Не понимаю.
Ева. Не понимаешь?
Шарлотта. Они были едва знакомы.
Ева. Мама!
Шарлотта. Да, конечно, мы праздновали вместе пасху. На Борнхольме.
Ева. И ты сбежала от нас через три дня.
Шарлотта. Я вспоминаю, тогда шел дождь. А может, тогда шел снег?
Ева. Мама!
Шарлотта. Я готовила Первый концерт Бартока, мы давали его с Ансерме в Женеве. (Пауза.) Нужно было приехать туда заранее. Мне хотелось еще немного поработать над концертом в спокойной обстановке вместе со старым маэстро. Так что, может, я и уехала раньше. И погода была ужасная. Леонардо был не в духе. Да и ты тоже.
Ева. Мама!
Шарлотта. Не понимаю, зачем ты заставляешь меня вспоминать ту идиотскую пасху? Я по тону твоему вижу, ты опять хочешь меня в чем-то обвинить. Извини, конечно, но мне нечего…
Ева. Вы с Леонардо приехали в четверг, мы провели вместе чудесный вечер: немного музицировали, пели, пили вино, смеялись, играли в какую-то старинную настольную игру, которую нашли в шкафу. Елена была вместе с нами, тогда еще она не болела, она развеселилась, раскраснелась, была очень радостна. Леонардо передалось ее настроение, он много болтал с ней, шутил, она тут же в него влюбилась, они засиделись вдвоем за полночь. Утром Елена под страшным секретом рассказала мне, что Леонардо поцеловал ее. Днем они вместе совершили прогулку на машине, то была страстная пятница, погода стояла теплая и тихая – настоящий весенний день, как ты могла забыть, мама? Когда оба они, веселые и загорелые, вернулись с прогулки, ты сидела у телефона, ты звонила по телефону все утро. Они вошли в вестибюль, Леонардо подал Елене стул, а ты оторвалась от трубки и сказала: «Леночка, теперь ты должна как следует поблагодарить Леонардо, он уделил тебе так много внимания». Елена засмеялась и сказала: «Мама разговаривает со мной как с маленькой, словно мне восемь лет. Это просто трогательно». Тогда ты сказала уже другим тоном: «Хорошо, что тебя не покидает чувство юмора» – и как ни в чем не бывало продолжала говорить по телефону. После полудня Леонардо вынул из своей сумки книгу. Это была биография Моцарта, он читал ее вслух Елене, и они вместе разглядывали иллюстрации. А ты несколько часов подряд репетировала Бартока. В четыре ты зашла ко мне на кухню, чтобы приготовить чай. Ты сказала: «Видела Елену? Как это трогательно». К обеду пришли гости. Леонардо быстро опьянел и сыграл все сольные сюиты Баха, он был сам на себя не похож – тяжелый, очень мягкий и ужасно пьяный, играл он плохо, но очень красиво. Елена сидела в темном углу, но вся светилась, я никогда еще не видела ее такой. Гости разошлись по домам усталые и немножко грустные. Мы с тобой вышли на вечернюю прогулку, ты без умолку говорила о каком-то своем совершенно фантастическом путешествии по Кении, я не помню что именно, я не слушала, думала о тех двоих. Когда мы вернулись домой, они сидели там же, где мы их оставили, каждый в своем углу комнаты, огонь в камине и свечи почти догорели. Я заметила на лице Леонардо следы слез, он и не делал никаких попыток скрыть свою взволнованность. Елена притворялась лучше, она разговаривала с нами на общие темы спокойно, почти безразличным тоном. Потом ты пошла спать, а мне пришлось поддерживать Леонардо, когда он взбирался вверх по лестнице. Мы остановились перед дверью в вашу общую спальню, он повернулся ко мне лицом, посмотрел на меня, потом сказал: «Представь, там, внизу, – бабочка, она бьется об окно». Когда я сошла к Елене, она сидела на стуле прямо и очень спокойно, на ее лице не было и тени будущей болезни. Я никогда не забуду ее лица, мама, я никогда не забуду ее лица. На следующий день ты уехала в Женеву, на четыре дня раньше, чем мы договаривались. Погода испортилась, мела метель, вылет самолета отменили, но тебе удалось взять билет на паром. Я отвезла тебя в порт. Перед тем как взойти на корабль, ты очень небрежно бросила: «Я попросила Леонардо остаться у нас, кажется, он хорошо влияет на Елену». Ты улыбнулась, и мы обняли друг друга. А Леонардо стал беспокойным и несчастным. Он вел себя рассеянно и невнимательно, все время уединялся у себя в комнате на чердаке и работал. Наутро пасхального дня он был пьян и упал с лестницы, но это привело его в лучшее расположение духа, он долго гулял в одиночестве под дождем и вернулся домой совершенно трезвый. Он подошел к Елене и сообщил, что через несколько часов уезжает, что они еще встретятся и что он хочет подарить ей на память биографию Моцарта. Потом он позвонил в Женеву и полчаса говорил с тобой. В тот же вечер он улетел с последним рейсом. Ночью я проснулась от ужасных звуков. Это плакала Елена. Я зашла к ней. Она жаловалась на страшные боли в правом бедре и ноге, говорила, что не вытерпит до утра. Тогда я собрала все, что у нас было из болеутоляющих средств, но ничто не помогало. В пять утра я вызвала «скорую помощь».
Шарлотта. И это я, значит, виновата, что Елена заболела.
Ева. Думаю, да.
Шарлотта. Но не хочешь же ты сказать, что болезнь Елены?…
Ева. Да, да.
Шарлотта. Ты говоришь серьезно?…
Ева молчит. Шарлотта теряет дар речи.
Ева. Когда ей был всего только год, ты бросила ее. Потом ты бросала ее и меня постоянно. А когда Елена тяжело заболела, ты отослала ее в тот пансионат для хронических больных.
Шарлотта. Но не может быть, чтобы ты?…